Поступай, как велит тебе сердце

О тебе она не спрашивает, деликатно обходя эту тему, но по тону ее голоса я понимаю, что она считает тебя неблагодарной. «У молодых совсем нет сердца, - частенько повторяет она, - и нет уважения к старшим - не то, что в наше время». Я согласно киваю головой, потому что не хочу с ней спорить; однако в глубине души думаю, что с сердцем у молодых все в порядке, просто теперь меньше лицемерия, вот и все. Не всякий юноша эгоист, равно как и не всякий старик мудрец: это зависит не от возраста, а от жизненного опыта. Недавно, не помню точно, где именно, я прочитала пословицу американских индейцев: «Прежде чем судить человека, проходи три месяца в его мокасинах». Мне она так понравилось, что я занесла ее для памяти в записную книжку. Стороннему наблюдателю поступки других людей могут казаться ошибочными, нелогичными, даже безумными; трудно понять человека, не ставя себя на его место. Нужно посмотреть на жизнь его глазами, проходить три месяца в его мокасинах – лишь тогда ты осознаешь, что им двигало, что он чувствовал, почему поступил так, а не иначе. Понимание есть плод смирения, а не горделивой уверенности в том, что ты все постиг.

Наденешь ли ты мои тапочки, прочитав эту историю? Надеюсь, что да. Надеюсь, ты долго будешь бродить в них из комнаты в комнату, не раз обойдешь сад, навестишь орех, черешню, розу и неловкие черные сосенки на дальнем краю лужайки. Я надеюсь, не потому что хочу вымолить у тебя сочувствие или прощение перед тем, как меня не станет, – а потому что от этого зависит твоя жизнь, твое будущее. Если не понять, откуда ты, не узнать правду о своих корнях, невозможно навсегда распрощаться с ложью.

Я должна была написать все это твоей матери, но написала тебе. Не напиши я вообще ничего, моя жизнь и впрямь была бы прожита напрасно. Ошибаться естественно, но покинуть этот мир, не осознав ошибок – значит лишить смысла все прожитое. Ничто не происходит просто так, безо всякой причины; любая встреча, любое событие имеют значение – насколько мы видим это, настолько понимаем сами себя, настолько способны круто изменить свою жизнь, сбросив, как змеи, старую кожу.

Если бы в тот день, почти в сорок лет, я не вспомнила ту фразу из тетрадки по греческому, если бы не остановилась и не подвела черту под прошлым, я так и совершала бы все те же ошибки. Пытаясь отрешиться от воспоминаний об Эрнесто, я могла бы завести себе любовника, потом расстаться с ним и повстречать другого; в поисках подобия, в надежде пережить еще раз то, что пережила когда-то, я перебрала бы их с десяток, но никто не мог бы заменить мне Эрнесто. И, не находя себе покоя, я все меняла бы одного любовника за другим, превратившись, наконец, в жалкую старуху, которая ищет общества желторотых юнцов. Или же, я могла бы возненавидеть Августо – ведь он, по сути, мешал мне круто изменить свою жизнь. Понимаешь? Нет ничего проще, чем искать виноватых, когда мы не хотим взглянуть правде в глаза. Внешние причины найдутся всегда, и очень непросто набраться мужества и признать, что вина – или, лучше, ответственность – наша и только наша. Но иначе, и впрямь, мы обречены ходить по кругу. Если жизнь – это дорога, то, так или иначе она ведет нас вверх, в гору.

В сорок лет я поняла, с чего следовало начать. К чему надлежало придти, я поняла не сразу – путь был долгим, непростым, но одолеть его стоило. Знаешь, судя по тому, что пишут в газетах и показывают по телевидению, нашу жизнь в последнее время наводнили гуру и пророки: то и дело слышишь, как люди бросаются исполнять их заветы. Меня пугает такое множество новоявленных учителей, пугает то, к чему они призывают, дабы обрести покой в душе и во всем мире. Все это говорит о великой всеобщей потерянности. Если подумать (а можно и не думать, довольно взглянуть на календарь), мы приближаемся к концу тысячелетия. Даже если смена дат – это простая условность, все равно немного боязно. Люди думают: а вдруг случится что-то ужасное? - и желают подготовиться к этому. И вот они находят себе гуру, становятся его учениками в надежде обрести самих себя, и уже через месяц их точно так же раздувает от гордости, от надменной уверенности в том, что они все постигли. Какая великая, тысячная, страшная ложь!