– Это
– Я понимаю, – негромко сказала Одри, нерешительно дотрагиваясь до ее руки. – В этом нет никакого смысла.
– Мой брат умер несколько лет назад, – женщина произнесла это так тихо, что Одри едва расслышала ее. – Ему было двадцать четыре.
– О, мне так…
– Как несправедливо вот так взять и забрать чью-то
– Да.
– Я во всем винила отца, – продолжала женщина, разговаривая как будто сама с собой. – В смерти Этана, я хочу сказать. Думаю, я все еще считаю его виноватым, но… – Она опять замолчала и извиняющимся взглядом посмотрела на Одри: – Простите, мне не следовало всего этого говорить, ведь мы едва знакомы.
– Я Одри, – она протянула руку, и женщина пожала ее.
– Вэл, – ответила она. – Я знаю ваше имя, Полина часто упоминала вас. Вы были добры к Кевину, – Одри запротестовала было, но женщина продолжала: – Да, вы были добры к нему. И Полина была вам очень благодарна. Она говорила, что он обычно болтал с вами через живую изгородь.
На глаза Одри навернулись слезы, она торопливо выудила из рукава смятый бумажный платочек и прижала к лицу.
– Это так, – прошептала она.
– Простите, – сказала Вэл.
– Нет-нет, что вы. – Одри высморкалась и оттолкнулась от стены, запихивая скомканный платок в рукав. – Что ж, – она взяла чайник и попыталась улыбнуться. – Пожалуй, мне пора заняться делом. Рада была наконец с вами познакомиться.
Она вышла из комнаты так быстро, как только позволяла толпа, поставила чайник на рабочий стол в кухне и сразу вышла через заднюю дверь, надеясь, что никто этого не заметит. Она вдохнула ночной воздух, наслаждаясь его морозной свежестью. Зима была не за горами.
Одри подошла к живой изгороди, разделявшей их с Полиной сады, и встала там, где обычно стоял Кевин. Она вцепилась в зеленые ветки, нагнулась к ним и позволила слезам катиться по щекам.
Вэл права, это несправедливо. Бессмысленно, трагично и
Когда слезы у нее закончились, рыдания стихли, Одри подняла голову и сделала глубокий вдох, пытаясь выровнять дыхание. Она снова полезла за бумажным носовым платком, хотя он был уже в таком состоянии, что ничем не помог бы ей, когда позади нее открылась дверь кухни.
Не может быть, чтобы это был тот человек, о котором она подумала. Это кто-то похожий на него. Мужчина повернул к ней голову, скорее всего, услышав ее прерывистое дыхание, и Одри увидела, что это действительно он. Она постаралась взять себя в руки, пока он шел к ней. Но он, вероятно, увидел достаточно, несмотря на темноту, чтобы понять, в каком она состоянии. Он молча сунул руку в нагрудный карман пиджака и подал ей большой белый носовой платок.
Одри взяла его, не сказав ни слова, вытерла глаза, высморкалась. Наконец, почувствовав себя немного спокойнее, она опустила платок.
– Что вы здесь делаете?
– Пришел выразить соболезнование, – мягко сказал он.
Охваченная горем Одри на мгновение подумала, что он ответил буквально, только бы позлить ее, но была слишком измучена, чтобы задерживаться на этой мысли. Она сложила платок и убрала в карман юбки.
– Спасибо. Я выстираю его и верну.
– Оставьте себе, – отмахнулся он, глядя в дальний конец сада. – У меня их много.
Воздух стал еще холоднее, но Одри не чувствовала себя готовой вернуться в дом. Горло у нее болело от рыданий, глаза резало, щеки горели. Она выглядела ужасно, она знала это. Волосы спутались, но в темноте это не имело значения. И кому есть дело до того, как она выглядит? Одри не сомневалась, что Майкла Брауна это ничуть не заботит.
– Полагаю, вы хотели спросить, откуда я знаю Полину, – сказал он.
Ощущение нереальности происходящего охватило Одри: они спокойно разговаривают в темноте.
– Да, – ответила она.
– Она была моей экономкой, – он смотрел прямо перед собой, поэтому его лицо Одри видела в профиль. – После смерти моей жены она присматривала за моим домом и моими детьми. Она провела с нами десять лет. Они оба.
Одри была настолько расстроена, что не сразу осознала смысл сказанного. Когда же это случилось, она опешила. Полина работала на Майкла Брауна? Это к нему она относилась с таким уважением?
– Он был очень добр к нам, – не раз говорила она Одри, – очень щедр. Он хорошо мне платил и настоял на том, чтобы мы ужинали вместе с ними перед тем, как уйти домой. По горло был занят своим бизнесом, но всегда находил доброе слово для Кевина.
Добрый? Щедрый? Приветливый? Человек, который был мрачным и откровенно грубым в тот раз, когда Одри впервые встретилась с ним? Разумеется, с тех пор он немного изменился, стал мягче, но все же.