Постышев

Это Агид, корреспондент московской газеты, — «правдолюб» и прокурор всех и вся. Он непререкаем в своих суждениях. Высказывается всегда цитатами. Кто-то из студентов-медиков метко назвал его «Аккузатив» — «Винительный падеж». Опришко — человек, которого судьба бросала от петлюровцев к «зеленым». Негреба, сотрудник редакции.

Часто приходит Лука Обушный, друг Негребы, его старый товарищ по армии, председатель центрального бюро Пролетсуда.

В воскресенье ходил с братом на рынок. Он собрался купить картошки, не хватило со своего огорода. Почему никто не пишет о рынках — там оголена психология людей.

Селянин, продававший картофель, сказал прямо:

— Вы на нас, гражданин, не гневайтесь, шо дороже все стало. Не мы цены повышаем. Если бы товарищи из фина не повышали налоги, было б все по старой цене. Як месяц, так новый квиток приносят. Пересмотрели обложение. А мы вынуждены с людей брать. У нас, думаете, сердце не болит?

Уговаривают: не продавай частнику. А что, человек себе враг — сдавать в кооперацию? Она мне шо дает — только обещании! Так и получается — фин с нас, а мы с вас. За политику расплачиваетесь.

Слова, кажется, мирные, а стреляют, как обрез из-за угла.

В стенных газетах большинство рабкоровских заметок о восстановлении цехов, ремонте оборудования; многое износилось, в аварийном состоянии, особенно станки. Раёкоры так настаивают, чтобы печатали их заметки, будто это касается их личных забот.

Пришел на ГЭЗ (Государственный электромеханический завод) организовывать рабкоровские выступления, о работе кружков рационализаторов. Застал в моторном цехе секретаря окружного комитета партии Киркижа: приехал прощаться со своими товарищами по работе, друзьями по революционной деятельности. Киркиж был одним из руководителей Харьковской организации в дни Октября. Сейчас его отзывают на работу в Москву. На его место ЦК рекомендует Постышева — пока о нем знают только из газет. Постышев в последнее время руководил киевской окружной партийной организацией.

На заводе «Серп и молот» рационализаторы увлечены созданием конвейеров для сборки борон, нарезки гаек, механической штамповки деталей. Они с трудом «пробивают» свои предложения. В профсоюзных организациях считают, что конвейеры на наших предприятиях применять нельзя: «Конвейер делает человека рабом машины».

В городе читают статьи Хвылевого «Ахтанабиль сучасности» («Автомобиль современности»), о том, что «Москва — центр всесоюзного мещанства», что «в Москву украинскую поэзию не заманишь никакими калачиками».

Как подобное может писать Хвылевой — коммунист!

1

В начале декабря на «Серпе и молоте» стал появляться русый, сухощавый, с пристальным взглядом серых глаз северянин. То, что это северянин, определили сразу по окающему говору А кто, откуда, не заинтересовались. По одежке — московский пиджак из бобрика, грубошерстные брюки, заправленные в сапоги, — решили: приемщик из какого-то сельхозсбыта или кооператива, — мало ли народа приезжает на завод за боронами, плугами, молотилками! Отберут, что нужно, — ив свои края.

Но северянин задержался — стал приходить в цехи не только днем, видели его и в ночных сменах. Интересовался он не только качеством веялок и плугов, расспрашивал станочников, литейщиков, кузнецов, сборщиков о нормах, травматизме, выработках в разных сменах.

Наверное, не приемщик продукции, а уполномоченный охраны труда или представитель профсоюза: профсоветы от всеукраинокого до районного не скупились на присылку их. Начальство знает, кому пропуска выписывать на завод.

Удивляло, что «представитель» долго молча наблюдает за работой, а потом начинает разговор.

Как-то в механическом цехе мастер Дождев спросил северянина.

— Часто нас навещаете. Чем интересуетесь?

— Знакомлюсь с заводом.

— А сами где работаете? В какой организации?

— По соседству.

— У нас соседей много: и паровозостроители и электромашиностроители. Если по делам пришли, должны мне представиться. Я сменный мастер.

— Настоящий хозяин, — одобрительно произнес северянин.

— Это как понимать? — удивился Дождев.

— В лучшем смысле. Первый человек, кто за две недели спросил, что я делаю в цехах. Познакомимся: я секретарь окружкома Постышев.

— Такую фамилию слышал. На место товарища Киркижа встали. А я Дождев. Мастер. Двадцать лет здесь. Этот цех ставил с отцом. Старый цех в пятом году огнем артиллерии уничтожили.

Дождев стал рассказывать Постышеву историю завода.

— А вы у нас работали? — спросил озадаченно Дождев, когда Постышев дважды поправил его в датах событий.

— Не работал, а с историей завода знаком. Встречал ваших товарищей в Сибири, с бывшего Гельферих-Саде. Боевые люди. Славная история. О вашей обороне еще в Иванове слыхал. На пересыльных пунктах рассказывали о ней. История с нами по Владимирке шла, до океана кандалами прозвенела. Ну, об истории как-нибудь еще вспомним. Вы скажите, товарищ Дождев, почему в ночных сменах падает выработка?

Дождев удивленно посмотрел на Постышева: откуда дознался об этом?

— Так уж заведено. Ночью человек работает на тихом ходу.

— Может, тогда и третья смена не нужна?