Постышев

— Через несколько недель после приезда его знали в Киеве многие Одни полюбили, другие возненавидели. Он прямой, резкий, дипломатии не любит Приехал к нам в Институт народного хозяйства, КИНХ, я рабфаковцем был. У нас, как в ноевом ковчеге, — и чистые и нечистые. Только у Ноя по семь пар было, а тут сотни людей. Под видом селян и батраков приехали на учебу и петлюровцы, и махновцы, и меньшевики — все с такими рабочими стажами, что не подкопаешься. Начались собрания по поводу оппозиции — все отребье за нее, против Постышева: «Прислали «кацапа» нас поучать». На собраниях, чтобы Постышева сбить с толку, начнут так «размовлять» по-украински, что я, черкасский уроженец, и то ни черта не пойму. Понахватались у галичан всяких «файно» и «гадза». Как-то я взял слово на собрании. Говорю «Хватит туман пускать. Я сам украинец, а вас не понимаю». Потом Постышев меня на другие собрания с собой брал. Он тогда в контрольной комиссии работал. Приедет в институт: «Ну, поехали, толмач». И сам украинский упорно изучал, историю Украины. Скоро стал удивлять нас. Спросит про какого-нибудь поэта или про гетмана украинского, а мы о них и не слыхали.

В Киеве тогда такой зверинец собрался в институтах: что ни институт, что ни кафедра, то обойма бывших министров, епископов разных церквей — и автокефальной, и «вольной», и баптистской. Одни в Раде были министрами, другие у Петлюры «хорунжими» и «ватажками». На заводах бывать — это его привычка. Любопытный человек — мимо новой вещи безразлично не пройдет. Любил повторять слова Тимирязева: «Человек должен знать все о чем-нибудь, и что-нибудь обо всем». А сколько людей защитил, когда чистили Киевский институт народного хозяйства! Поступило заявление на одного человека, что он был левым эсером. Постышев спрашивает нас: «Как с ним поступить? Исключить, оставить?» — «Исключить, Павел Петрович. Эсер ведь». — «А как, по-вашему, Дзержинский поступил бы?» — «Из института выгнал бы и посадил». — «Не знаете вы Дзержинского! Он работникам ЧК в самые грозовые, трудные годы советовал не озлоблять людей, уметь видеть, как человек переживает свое прошлое, свои ошибки, помочь ему стать нашим соратником. Дзержинский так советовал: «Лучше тысячу раз ошибиться в сторону либеральную, чем послать неактивного в ссылку, откуда он сам вернется, наверное, активным, а его осуждение сразу будет мобилизовано против нас». И хотя более ненавистных людей, нежели раскольники, как называл Постышев оппозиционеров, для него не было, но он под одну гребенку всех не стриг, старался доискаться, почему человек стал фракционером. Были и просто неразобравшиеся в том, что происходит. Для людей он времени не жалел. Был у нас такой случай — не могли одному студенту лекарства достать. Постышев узнал об этом, поехал, поговорил с медиками — сделали! Один профессор сказал ему: «Поражен. Вы, секретарь губкома, из-за одного человека отставили в сторону все дела губернии». Павел Петрович ответил: «Все, что мы делаем, мы делаем для одного человека, для нашего соотечественника». Любил встречаться с молодежью на собраниях, диспутах, любил их споры. И крепко доставалось тем, кто старался по «прописям» рассуждать, цитаты пересказывать! В августе 1924 года его выбрали секретарем губкома.

2

Шофер единственной легковой машины окружкомовского гаража Гордей Федорович был сбит с толку и встревожен: новый секретарь совсем не нуждался в его «фиате». За две недели только несколько выездов в ЦК и Совнарком. А в остальные дни Гордей Федорович коротал время в дежурке или в гараже. Изредка к концу рабочего дня его вызывал помощник секретаря и приказывал заехать утром за секретарем окружкома на один из заводов часам к девяти.

— А туда он как поедет? Может, ему машину из ЦК подают? — ревниво допытывался шофер.

— Туда вечером поедет автобусом из дому, — пояснял помощник, — там заночует, будет знакомиться с ночной сменой.

Помощник был сам немало озадачен тем, что новый секретарь выезжает на заводы один, без него, без сотрудников окружкома и никому не дает поручений.

После разговора с заведующим оргинструкторским отделом, спросившим, какие будут поручения, когда он выезжал в район, у работников окружкома отпала охота обращаться к секретарю с этим привычным вопросом.

— Поручение вам подскажет сама жизнь, — сказал Постышев. — Приезжать к людям с готовыми, значит жизнь под шаблон подгонять. Встречайтесь с людьми, узнавайте, что их волнует, что озадачивает, что они от нас, от партийных работников, ждут и требуют. У нас есть одно поручение партии, непреходящее, — разъяснять людям, что такое партия, почему она нужна, к чему она народ ведет.

— Нужно другого шофера искать, — как-то сказал Гордей Федорович помощнику секретаря окружкома, — не нравлюсь я, видать, товарищу Постышеву.

— Если бы нужно было заменить шофера, он сказал бы, — говорил я ему, что вы от скуки изнываете. Улыбнулся: «Мы еще с ним поколесим по Харьковщине. Дайте мне только в заводские будни по макушку залезть».