Постышев

— Это узнаешь. Твои же металлисты сообщат. Скажи другое: из Изюма тебе ничего не писали насчет ваших тракторов?

— Как будто ничего, товарищ Брускин? — обеспокоенно спросил Струков начальника цеха.

— Цех не получал рекламаций. — Брускин перевел взгляд со Струкова на Постышева.

— Значит, если рекламаций не было, можно жить спокойно? — произнес Постышев. — Сильны! А как работает ваш трактор по сравнению с «фордзоном», «Катерпиллером», это вас не интересует? Почему на «фордзоны» заявки, а ваши приходится навязывать?

— Павел Петрович, все равно наш цех на ладан дышит, собираются закрывать, — заметил Брускин.

— Когда бог захотел человека обидеть, он ему ума не дал, — с задором произнес Постышев. — Господин Чемберлен хочет советскую власть закрыть. Кому-то из госплановских чиновников хочется цех закрыть. А нам нужно другое — либо паровозостроительный на производство тракторов переводить, либо тракторный завод строить. Без этого мы в сельском хозяйстве от кулака будем зависеть. А кулак нам далеко не друг…

Гордей Федорович слушал Постышева с нескрываемым удивлением. Не меньше были удивлены Струков и Брускин.

Из записок Барвинца

1927 год, январь

Пустили первый в городе конвейер на «Серпе и молоте».

Сегодня во всех окружных газетах подробный отчет о пленуме Харьковского окружкома партии. Сокрушительный разгром троцкистов и троцкизма не только в докладе В. Я. Чубаря, но и в выступлениях делегатов с предприятий. В защиту оппозиции выступили только два участника пленума. Их выступления напечатаны в газетах. Все доводы о том, что троцкисты что-то предвидели, что-то верно критиковали, разбиты событиями последних месяцев. Зарплата растет вопреки предсказаниям троцкистов, также снижаются, а не повышаются цены, как предрекали лидеры троцкизма. Постышев, выступая на пленуме, сказал, что «мы имеем огромные возможности показать всю несостоятельность троцкизма». На пленуме харьковские заводские партийные организации доказали, как они отлично используют все эти возможности. Только читая теперь отчеты, понимаешь, как все три последних месяца Постышев готовил харьковскую организацию к сокрушению местных троцкистов. Он не пропускал почти ни одной крупной партконференции, выступал с докладами, проводил беседы и расставил силы так, что на каждом предприятии выступали старые большевики: Петровский, Чубарь, Терехов, Шлихтер, Скрыпник, Сухомлин, Затонский и другие.

Яркая, очень значимая победа в «гражданской войне», как назвал борьбу с оппозицией Постышев.

Вечер в Будинке литераторов имени Блакитного. Молодые поэты из «Новой генерации», «Гарта», «Плуга» читали стихи. Зачем такое обилие организаций?.. Хотелось повидать кого-нибудь из «Ваплите» («Вольной академии пролетарской литературы»). Там есть «академики», у которых только два-три рассказа. Но «ваплитовцы» не снисходят к общению с литературным «плебсом» Они считают себя «избранными», «настоящими» представителями литературы — аристократами Творчества, ниспровергателями канонов и рутины, открывателями нового в литературе.

Гео Шкурупий читал рифмованную контрреволюционную агитку:

«Пришла Революция.
Вот ее ритм.
Вечека.
Орттечека.
Гепеу. У-у-у!..

И это не помогло,
Прогремела,
Промелькнула,
Пронесся поезд Революции.
Снова на церквах кресты
 Снова Санта-Лючия».

К концу вечера появился Микола Хвылевой, «вождь» «Ваплите» — глашатай лозунгов «Прочь от Москвы!», «Равнение на Европу!» Молчаливый, чем-то встревоженный, внешне неказистый человек. После окончания вечера его окружили, пытались вызвать на разговор. Но он быстро ушел, не проронив ни слова.

3

Как всегда, в этот январский день в коридорах горсобеса толпились посетители. Старики в ватниках, пожилые женщины в разномастном одеянии, инвалиды в выношенных шинельках. Одни стояли группами у дверей, другие подпирали стены или на корточках сидели в углах.

— Заведующий в какой комнате? — спросил, войдя в коридор, новый посетитель в романовском полушубке.

— Начальство там, за углом, отец. Начальство на сквознячке не сидит, — сказал смешливый парнишка в шинели, с самодельным костылем. — Только к начальству не разгоняйтесь сразу. Начинайте с Максима Епифановича.

— А кто он, Максим Епифаныч? — полюбопытствовал вошедший.

— Максим Епифаныч — лицо самое главное, — сказал старик в куцей гимназической шинели и папахе и многозначительно показал на комнату с надписью: «Юргруппа». — Как определят, так и будет. После этого ни ВУЦИК, ни Григорий Иванович Петровский ничего не сделают. А к Максиму Епифанычу нужно уметь приходить…

— Значит, заведующий за углом по коридору? — сказал новый посетитель и пошел дальше.

— Все, кто в первый раз, сразу спронту к заведующему, — сказал парнишка с костылем. — Так они и ждут…