Посвящение

В реальности я даже не поняла, что, миновав громоздкое современное серое здание и многоэтажный терем из красного кирпича, мы уже пришли. Огромная площадь имела песчаную поверхность. Посредине стояло несколько грубых конструкций, имитировавших жилые дома. Ближе к стене Кремля был так же небрежно выстроен целый особняк с колоннами. Стена сверху покрыта двускатной деревянной крышей, разрисована разноцветными силуэтами домов, ели у стены прикрыты маскировочной сеткой. Вместо звёзд на размалёванных башнях — какие-то бесформенные серо-бурые навершия. А за стеной — чёрные с тёмно-зелёным отливом купола высоких, многоглавых церквей. На миг я совершенно потеряла чувство реальности. Что это всё? Где мы?! Беспомощно оглянулась на руководителя.

Товарищ Бродов приобнял меня за плечо. Я вздрогнула от неожиданности, а Николай Иванович тихо и почему-то грустно сказал:

— Давай будем считать, что тебе повезло. Ты видишь декорации такого города, который окружал Кремль много веков назад. Вот посад: дома торговцев, ремесленников, заборы, дворы, сараи. Взрослые, ребятишки, куры, лошади… На площади — ларьки и лотки торговых рядов, продавцы зазывают, покупатели торгуются… И звёзд, сама понимаешь, не было…

Живая картина, нарисованная товарищем Бродовым, так и затягивала.

— Жаль, я не могу тебя провести в Кремль по своему пропуску. Сейчас с этим очень строго… Хотя… Там нынче и смотреть не на что: всё разрисовано.

Николай Иванович с досадой и ожесточением это сказал, и у него необычно резко обозначились складки около рта. Я догадалась, что ему горько видеть всю эту маскировку и обидно, что Москва вынуждена прятать свою красоту.

— Но с воздуха маскировка смотрится замечательно, — оживился Николай Иванович. — Я однажды попал в комиссию, которая оценивала качество маскировки с воздуха — с высоты полёта вражеского бомбардировщика.

— Ух ты!

— Сверху полное впечатление, что тут какие-то жилые дома, асфальтовые дороги — и никаких стен, башен, соборов, дворцов. Очень искусно! Только колокольня тогда была ещё не перекрашена — и вот она резко выделялась.

Я робко спросила, можно ли постоять у самых стен Кремля, чтобы обязательно глядеть снизу прямо вверх, и Николай Иванович повёл меня в Александровский сад. Деревья ещё золотились последней листвой, стоял штиль, но тревога витала в воздухе, парила высоко в небе вместе с аэростатами заграждения, пряталась под маскировочными полотнищами, накинутыми там и тут поверх деревьев. И всё же Кремлёвская стена — огромная, могучая — казалась вечной, незыблемой, надёжной. При взгляде снизу вверх тусклая раскраска и деревянная крыша на зубцах совершенно не портили впечатления.

Мы сели на лавочку — немного передохнуть. Выбрали место с видом на университет и здание гостиницы «Националь».

— Ну вот, Таисия, видишь: военная Москва сурова, не парадна, — тихо сказал Николай Иванович. — Разочарована?

«Она прекрасна!» — хотела бы я озвучить своё самое первое впечатление от города, но смутилась и пролепетала блёкленькое:

— Ни капельки!

Мы помолчали, каждый — в своих переживаниях. Потом Николай Иванович спросил:

— Как ты думаешь, что у тебя под ногами?

Я пожала плечами, не понимая, что он имеет в виду. Оказалось, речка! Ну, не совсем под ногами, а чуть впереди. Река Неглинка, которая раньше была самой обычной, а теперь течёт в трубе под землёй. Я представила живую, весёлую речку — будто она бежит себе прямо перед нами, моет водоросли, пропитывает влагой яркую прибрежную траву, словно губку, тихо разговаривает, будто её чистая вода по-прежнему впитывает свет дня и ночных звёзд.

Вот справа кирпичный мост, слева, ниже по течению, — ещё один. Идут люди в старинной одежде, едут гружёные телеги. Оживлённый говор, ржание, окрики, смех.

— А в Кремле раньше тоже жили люди? — спросила я.

— И в наше время в Кремле живут люди: после революции в Кремле поселились члены правительства с семьями, некоторые так и остались здесь.

— Нет, давно. У богатых людей были в Кремле свои дома с хозяйством? — настаивала я.

— Да, — ответил товарищ Бродов слегка удивлённо, — в Кремле селилась знать.

— А на торговую площадь вёл другой мост, с той стороны, да?

— Д-да, — сказал Николай Иванович, запнувшись, и подтвердил: — Именно так.

Картинки в моей голове становились всё чётче — и всё страннее. Я не могла не спросить:

— Николай Иванович, а могло быть такое… когда-нибудь… что башни были без верха?

Я запнулась: не знала, как объяснить про высокие шатры над самыми большими и красивыми башнями. Потом придумала и закончила:

— Что они были вполовину ниже?

— Когда строили? — предположил Николай Иванович и вдруг, словно спохватившись, воскликнул: — Конечно, было! Дольше века со времени постройки. Шатры появились только в семнадцатом.

— Во время революции?! — изумилась я.

Товарищ Бродов тихо рассмеялся:

— В семнадцатом веке, Тася. Где ж ты слышала об этом? Или картинку видела?

— Я сейчас ви… — брякнула я и поспешно поправилась: — Я просто так спросила.