Посвящение

— Да, это избавит тебя от страданий. Возможно — спасёт чьи-то жизни. Но ты должна понимать: твоя гибель ничего не решит. Все наши усилия пойдут прахом, твоя жизнь пропадёт зазря. Ты не имеешь права на провал! Ты должна жить, работать и решать все поставленные задачи.

Я промолчала. Всё сказанное я слышала не впервые. И товарищ Бродов напрасно делает вид, будто не доверяет моей осмотрительности.

— Выйди, — велел мне Николай Иванович. — Жди. Позову.

— Я так понял, вы тоже считаете, что ей нужно показать действие формулы? — строго спросил Бродов у психиатра.

— Да.

Он ожидал и этой просьбы со стороны Таисии, и её поддержки Михаилом Марковичем. И готовился к беседе. Но сам разговора не инициировал. Николай Иванович хотел проверить, кто из двоих затронет данную тему первым.

От пыток, от непредвиденных потерь самоконтроля, вызванных ранением или болезнью, Михаил Маркович в соавторстве с Бродовым разработал гениально простое и действенное средство — комплекс гипнотических внушений под условным названием «программа самоликвидации».

Таисия была первой, кому внушили формулу. Михаил Маркович мог поднять вопрос о проверке её действенности ещё до внушения, но молчал. Николай Иванович подозревал, что психиатр также изучает реакцию Таисии. И реакция последовала в свой срок. Это очень хорошо! Это означает, что девочка действительно готова умереть ради того, чтобы сохранить доверенные ей секреты. При необходимости она осознанно и решительно сделает последний шаг. Ожидаемо, запланированно и хорошо… Но от этого так защемило сердце…

Не дожидаясь следующего вопроса, Михаил Маркович приступил к разъяснениям:

— Во-первых, формула — её страховка. Она не сможет опираться на страховку, не испробовав её действенности.

Николай Иванович знал всё, что помощник сейчас скажет, и слушал вполуха, думая о своём.

…Да и пускай щемит, это тоже хорошо. Николай Иванович имеет право на обычные человеческие чувства, например привязанность к своим подопечным.

Девочка осталась сиротой. Когда она окажется там, ей необходимо знать, что здесь остались люди, которые испытывают к ней дружеские, товарищеские, отеческие чувства. Всё должно быть неподдельным, высшей пробы: Таисия считает любую фальшь. К счастью, она крепко сдружилась с девчонками-операторами. Ребята-технари относятся к ней с покровительственной симпатией и стали ей за старших братьев.

Что ж, и Николай Иванович, в принципе умевший брать чувства под контроль на стадии их зарождения, привязался к девочке — насколько полагал безопасным для себя и для дела. Но привязка, не обременительная для него, и девочке ничего не даёт. Он надеялся: будет достаточно того глубокого душевного контакта с Тасей, который он время от времени сознательно устанавливал, между прочим, безо всякой нейроэнергетики — одной лишь силой намерения и при помощи психологических приёмов, разработанных во второй лаборатории. Но, как только контакт разрывался, их общение снова подёргивалось тонким ледком недоверчивой отстранённости.

Настало время расплатиться за то, что у Таськи, по меткому выражению Михаила Марковича, «ампутировали» всех родных. Придётся разрешить самому себе относиться к девочке действительно по-отечески — и позволить ей почувствовать, что это так. Тогда она отправится в свой трудный путь с ощущением надёжной опоры — куда более надёжной, чем формула самоликвидации…

— В-третьих, я должен убедиться, что у неё получается. Если вы не хотите потерять в случае провала вместе с ней… кого-то ещё… Если не хотите, чтобы она мучилась…

Николай Иванович подобрался. Он подозревал, что с этой формулой не всё так гладко, что есть подвох, но Михаил Маркович гнул своё: всё продуманно, всё надёжно. И вот теперь психиатр выражает сомнение в собственном детище.

— Ты что-то внушил девчонке и не знаешь, как это сработает?!

— Я знаю, как это должно сработать. — Опять в голосе Михаила Марковича не хватает уверенности.

Николай Иванович собирался помолчать, послушать дальше, но не выдержал, ядовито поинтересовался:

— И часто ты так экспериментируешь?

Однако психиатр не стушевался.

— Николай Иванович, в данном случае речь идёт о предельных экзистенциальных категориях, о жизни и смерти. Психика может реагировать непредсказуемым образом: включаются все защитные резервы.

— Ты хочешь, чтобы девчонка применила формулу прямо сейчас, на пробу, потому что не уверен, что она сработает. А ты уверен, что сработает контрформула?!

Бродову приходилось сдерживать голос, чтобы не кричать: иначе Тася, ожидавшая за дверью, услышала бы. Его буквально колотило: от негодования и от подступившей так внезапно тревоги. Разрешение на чувства вступило в силу… Ничего, устаканится, найдётся какой-то баланс.