Посвящение

Жестоко поступил комполка. Тем более что война с Японией не начнётся в ближайшее время. Та ждала взятия немцами Москвы, но не дождалась и отложила объявление войны на неопределённый срок. И всё же комполка можно понять: легче разбазарить личный состав, чем пополнить. Доктор отвлёк Бродова от горьких размышлений.

— Николай Иванович! — вдруг обратился он со звенящей в голосе решимостью, будто в ледяную воду прыгал. — Есть другой способ попасть на фронт? Я тоже написал несколько рапортов…

Бродов повторил вслух то, о чём только что думал. Поинтересовался:

— Ваши родные где?

Николай Иванович медлил отпускать доктора восвояси. Он так соскучился по простому, необязательному общению с приятным собеседником! Он и забыл, когда общался с кем-либо не по работе.

— В Москве. Брат воюет. Я боюсь, что и супругу призовут, а я так и просижу здесь… — Врач нахмурился.

— Давно женаты? — спросил Николай Иванович тепло.

— Ровно четыре года.

Бродов сам женился довольно рано и уважал мужчин, которые не стремятся избегать этой ответственности как можно дольше. Правда, оставшись вдовцом, он уж не хотел больше повторить опыт брака. А доктор любит свою супругу: вон каким грустно-мечтательным стал его взгляд. Бродов почему-то представил молодую женщину яркой внешности и с такими же озорными искрами в глазах, как у её мужа.

— Детей пока нет?

Собеседник отрицательно качнул головой.

Неясное предчувствие забрезжило на грани сознания. Ухватить его Николай Иванович не сумел, только возникла у него иррациональная уверенность, ни на каких логических построениях не основанная, что надо сделать доброе дело. Ему это совсем не сложно, а между тем в отдалённом будущем принесёт большую пользу. Кому — вопрос. Может, ему самому, может, близкому человеку — хотя кто для него близкий человек? А может, его душе? Не так важно, надо действовать.

— Супруга — тоже врач?

— Да. В настоящий момент работает в госпитале. Работала на эпидемии тифа, но, пишет, пока справились: зимой тиф не имеет активного распространения…

— Фамилию вашу носит? Как зовут? Хорошо. Я запомню. Уверен, что отлично подготовленные молодые специалисты нужны и в Москве. В городе полно эвакогоспиталей, донорских пунктов, не говоря о больницах. Кто будет работать, если все уйдут на фронт?

Николай Иванович со значением посмотрел своему собеседнику в глаза. Доктор понял и осторожно улыбнулся — не то смущённо, не то недоверчиво, набрал в грудь воздуха.

— Не надо ничего говорить! — остановил его Бродов.

Собеседник не послушался и снова вдохнул, собираясь что-то произнести. Поблагодарить или возразить? Николай Иванович не стал разбираться.

— Совсем ничего. Понимаем! — строго предупредил он и сел писать записку с благодарностью для командира авиаполка.

Доктор отбыл в расположение своей части. Прошёл день, другой, третий. Организм неожиданно забыл, что в настоящий момент живёт в условиях высокогорья. Бродов снова летел в Москву, и чувствовал себя при этом вполне прилично. Ай да доктор! За несколько лет интенсивного поиска сотрудников у Николая Ивановича, несомненно, обострилось чутьё на людей, нейроэнергетически одарённых. Недавний гость — из их числа. Место молодому врачу — в Лаборатории. Но незачем торопить события. До воссоединения Лаборатории, во всяком случае. Вернувшись из Казахстана в Куйбышев, Бродов заново наберёт в свой спецотдел оперативников, после чего даст команду на предварительное изучение и проверки кандидата. Пусть пока военврач третьего ранга приносит пользу Родине в медсанчасти авиаполка.

— Николай Иванович, разрешите обратиться с просьбой! — сказала я решительно.

Руководитель вопросительно качнул головой.

— Я хотела бы опробовать действие формулы самоликвидации.

— Это возможно? — повернулся товарищ Бродов к Михаилу Марковичу, делая вид, будто не знает ответа.

Михаил Маркович только накануне прилетел из Куйбышева.

— Да.

— Зачем тебе? — снова повернулся Николай Иванович ко мне.

— Я хочу быть уверена, что она сработает. Или уж не рассчитывать ни на какую формулу.

— А если она работает? Будешь рисковать почём зря? — демонстративно нахмурился руководитель.

— Нет. Взять и помереть из-за глупого риска — нет, это не интересно. Но я не хочу и излишне осторожничать.

Как всякий нормальный человек, я боюсь пыточной боли. И когда Николай Иванович предложил мне нелегальную работу, я честно представила, как, угрожая пыткой, от меня требуют информацию, и честно созналась: скорее всего, дам слабину. Замалчивать правду было бы просто нелепо. Николай Иванович тогда только рукой махнул: разберёмся. Потом мне пообещали, что дадут формулу самоликвидации. Это всё равно что пистолет, из которого можно застрелиться, чтобы не сдаваться в плен.

— На первое время у тебя будут карантинные заграждения. Тебя никто не считает никакими силами. А потом оглядишься, обживёшься…

— Вдруг что-то случится позже!

— Мы с тобой проработали ряд способов, как предупредить связника, как предупредить нас в экстренном случае…

— Я должна знать, что в самом худшем случае выход тоже есть.