Посвящение

Ясный, солнечный день сменился такой же ясной, звёздной ночью. Над городом, не зажигавшим огней, звёзды сверкали, как над деревенской улицей. Уже часов в десять вечера завыли сирены воздушной тревоги, и меня отвели в каменный подвал особняка, который служил бомбоубежищем для сотрудников и учащихся Школы-лаборатории. Массивные каменные своды создавали впечатление надёжного укрытия, а оборудован подвал был весьма комфортно, со всеми городскими удобствами. Была общая комната отдыха — там ночью прикорнули мужчины, и отдельное помещение — женская комнатка-спальня.

Вот я заодно и познакомилась с девушками, с которыми предстояло бок о бок работать и учиться. Именно так: я с ними познакомилась, так как узнала их имена. Сама же я не имела возможности им представиться: мне запретили называть себя. Девушки отнеслись с пониманием: видно, и сами прошли через этот этап безымянного топтания на пороге мира, полного чудес.

Был тяжёлый, длительный налёт… Точнее, это тогда он казался нам тяжёлым и страшным. В сентябре — октябре прежние, летние, налёты стали вспоминаться как разминка… Лёжа на трёхэтажных деревянных настилах в уютной комнатёнке, мы с девушками прислушивались к глухим раскатам зенитных залпов. Иногда вверху еле слышно, похоже на дождь, по мостовой барабанили осколки. Когда падала бомба, от разрыва шёл не только гул, но и вибрация — более даже заметная, чем звуки, поскольку наш каменный подвал хорошо глушил их. И вдруг — жуткий, нарастающий вой. «Сбили», — прошептала самая догадливая из нас. Звук мощного взрыва подтвердил догадку. За отбоем следовал опять сигнал воздушной тревоги, и снова, и снова.

Разговоров никто не заводил, чтобы не мешать девушкам, посменно дежурившим всю ночь: им требовалось выспаться, несмотря на сирены и бомбёжки. Я ещё не знала тогда, в чём заключается их работа, но заметила, как предупредительно относились к ним остальные. Дежурным «операторам» — так их называли — на сон отводилось всего два-три часа. Под неровное биение орудийных залпов и бомбовых разрывов нас постепенно сморило. Девушки, особенно «операторы», одна за другой начинали размеренно посапывать, у меня тоже приятно мутилось в голове от подступавшего сна.

Еле слышный шёпот у изголовья вернул меня в бодрствующее состояние:

— Николай Иванович здесь?

— Нет, наверху, как обычно.

— Опасно там, наверху…

На соседней полке головой в мою сторону лежала девушка лет семнадцати — восемнадцати по имени Лида. Нас разделял всего десяток сантиметров. Женя — девчонка помладше, хотя на вид очень взрослая — присела на корточки около подружки. Они перешёптывались.

— Что он тебя вечером вызывал?

— Как обычно в ясную погоду: прогноз по налёту.

— Получилось?

— В целом совпало, но не всё. Ещё завтра сравним, когда Николаю Ивановичу придёт сводка попаданий и разрушений. Меня кое-что сбило…

Дальше она заговорила ещё тише — одними губами прямо в ухо собеседнице, и я разобрала не полностью.

— …Не сказал… Я сама… Руки направила — мне пальцы бьёт! Спросила прямо… Да… Такого… ещё ни разу… Еле справилась, уже думала тебя звать. Посканируй, как сейчас, а то я в этом подвале как слепая.

— Сейчас порядок.

— Такой страшный налёт… Одно дело — предвидеть, но, когда происходит — совсем другое! Защиты крепко держатся?

— Наши работают что надо! Ладно, ложись, а то всех перебудим.

Подслушанный разговор так и манил. Девчонки были простые, живые, весёлые, доброжелательные. Мне очень захотелось познакомиться с ними поближе и досконально изучить то, чем они тут занимаются. И пусть всё, что сейчас звучит так загадочно, станет для меня обыденным и простым!

Около четырёх лет назад Николай Иванович принял в своё подчинение остатки разгромленной лаборатории Барченко: пяток перепуганных специалистов, документацию и материалы исследований, оборудование, препараты. Вникнув, он сразу предложил упорядочить исследования по нейроэнергетике, распределив по трём направлениям, каждое — с самостоятельным содержанием деятельности, методами и выходами на практику. Условно Бродов обозначил их так: «Психологическое воздействие на массы», «Индивидуальные и массовые психотропные воздействия (посредством химических веществ, физических полей и излучений)», «Феномены сверхпсихического (нейро- и психоэнергетика, мистицизм, шаманизм) в боевом применении».

Придя буквально с расписанными наскоро от руки предложениями к Главному Куратору, он вышел руководителем подразделения, объединявшего все три направления, и одновременно — непосредственным начальником третьего из направлений — своей Школы-лаборатории. Только психофармакологию у него забрали полностью: давно существовала отдельная лаборатория, которая этим занималась.

На то в целом и рассчитывал. Держать под единоличной властью все три направления, искусственно их перемешав для отвода глаз, — означало бы разделить со временем судьбу Глеба Бокия.