Посвисти для нас

«Покажи мне врача, который не хотел бы поэкспериментировать на людях. Если бы мы не делали новые операции, не испытывали на людях лекарства, прогресс медицины был бы невозможен».

«Но что будет, если пациент падет жертвой этих экспериментов?»

Тахара не сводил с Эйити глаз. Чтобы укрыться от этого взгляда, Эйити сорвал открытку с панели, швырнул ее в урну и пробормотал:

— Ты трус! Пока есть такие врачи, как ты, прогресса в медицине быть не может!

Когда в тот вечер Эйити вернулся домой, он застал отца в гостиной с газетой в руках в хорошем настроении.

— Привет! Сегодня утром все было здорово. Спасибо тебе. Ты ужинал? — поинтересовался отец.

— Я ел.

Эйити, против обыкновения, приветливо посмотрел на отца. Слова, которые он услышал от шефа, вызвали радость в его душе.

— Вот, лечись. — Он достал из сумки лекарство, которое выписал для отца. — Пей каждый раз через полчаса после еды.

Эйити поднялся, чтобы уйти к себе, но отец остановил его:

— Эй! Давай чайку выпьем.

Из кухни вышли мать и сестра.

— Отец сказал, что посмотрел, где ты работаешь, — сказала мать, наклоняя чайник. — Мы сейчас только об этом и говорили.

— Вот такая у тебя родня. — Сестра высунула язык и засмеялась.

— Послушайте! Эйити в больнице не последний человек. Когда мы проходили по коридору, один пациент подошел к нам и поблагодарил его за помощь.

— A-а, этому человеку в нашем отделении сделали операцию, удалили легкое.

«Когда Эйити в последний раз так спокойно и непринужденно разговаривал с родными? Сколько лет назад? Вот так, по-семейному, мы все собирались, когда он школу оканчивал», — думал Одзу.

— Врач — хорошая профессия. Я рад, что ты ее выбрал. Видеть страдающих людей, которых ты лечишь своими руками…

Эйити едва заметно скривился. Старик все видит в розовом сентиментальном свете. Это тот самый непереносимый гуманизм, который исповедует отцовское поколение.

— Я не лечу болезни одними руками. Такие времена миновали. Медицина стала системной наукой.

— Но радость излеченного пациента остается прежней. Оно одинакова — что прежде, что сейчас.

— Конечно. Но пациенты приходят и уходят. С каждым сантименты разводить нет времени. Мы не похожи на врачей из кино или телесериалов.

Одзу собрался открыть рот, но остановился. Ему не хотелось портить этот замечательный вечер очередной пикировкой с сыном.

— Ну да, конечно. Но сегодня в твоем корпусе я увидел женщину на каталке, которую выкатила из лифта медсестра. Цвет лица у нее был ужасный.

Одзу сменил тему, и на посуровевшее было лицо Эйити вернулось прежнее выражение:

— A-а… это пациентка, проходившая сегодня обследование. Ей скоро предстоит операция.

— Она твоя пациентка?

— Моя. Но она не только у меня наблюдается. Она вдова, зовут Айко Нагаяма. Муж ее вроде на войне погиб.

Эйити заметил, что отец пристально смотрит на него.

— Что-нибудь не так?

— Как, ты сказал, ее имя?

— Ее имя? Айко Нагаяма. Ты что, ее знаешь?

— Нет, — покачал головой Одзу.

Сомнений не оставалось. Это была она. Но женщина, которую он увидел сегодня утром издалека в конце коридора… как она осунулась и исхудала! Она была юной девушкой, купавшейся в море на пляже в Асия. И Одзу не мог вызвать в памяти нынешний облик Айко, которую встретил в больнице.

— Эта женщина, — обратилась к Эйити мать, — что у нее?

— Э-э… онкология. Рак желудка.

— Рак желудка лечат, правда? — вмешалась в разговор сестра.

— На ранних стадиях. Если рак на слизистой оболочке, тогда нестрашно, но если он дал метастазы — дело плохо.

— А у Нагаямы-сан метастазы?

— Да.

— Тогда от операции толку не будет?

— Пока не разрежешь — не поймешь.

Похоже, этот разговор уже потерял для Эйити интерес. Он допил чай, взял газету, которую отложил отец, и спросил у матери:

— Фуро готово?

— Можешь идти. Скажи, если прохладно, я включу газ.

Он встал и направился к дверям и неожиданно услышал за спиной голос отца:

— Я хочу, чтобы ты ее лечил.

Эйити удивленно обернулся.

— Вылечи ее.

— Отец! Есть рак, который можно вылечить, и есть рак, с которым ничего поделать нельзя. Врач не может знать точно, пока не разрежет больного.

Одзу слышал, как сын поднялся на второй этаж, потом спустился и открыл стеклянную дверь ванной комнаты.

— Послушай, — не поднимая головы, заговорила жена, — ты ее знаешь… эту женщину?

— Почему ты спрашиваешь?

— Так просто. Мне почему-то вдруг показалось…

Одзу промолчал и переключил внимание на телевизор. На экране с профессиональной улыбкой заливался какой-то певец.

«Хирамэ опять позвал ее», — размышлял Одзу. Он не думал, что когда-нибудь еще встретится с Айко, но вот судьба свела их снова. Не иначе как Хирамэ с того света это устроил. Но зачем? Для чего?

— Мне нравится эта песня, — тихо проговорила дочь Юми, не сводя глаз с экрана. — Пластинку, что ли, купить.

— Дорогой, примешь лекарство? — Жена налила в стакан воды и поднесла Одзу. — Эйити говорил: через полчаса после еды.

Лекарство было горькое. Одзу глотнул еще воды.

Если бы Хирамэ был жив, сидел бы он сейчас вот так в окружении своей семьи, смотрел телевизор и вел ничего не значащие разговоры или нет?