Посвисти для нас

С этими словами репортер поднялся, засовывая блокнот в карман.

— Извините, что побеспокоил так поздно. Работа такая: приходится задавать неудобные вопросы. Прошу прощения. Надеюсь, Нагаяма-сан скоро поправится.

И он поклонился.

Курихара проводил репортера до автоматических дверей и вернулся в вестибюль. Лицо его было угрюмым.

— Кто мог разболтать об этом газетчикам? Как ты думаешь?

— Понятия не имею, — тряхнул головой Эйити. — Что мы теперь делать будем? Думаю, не надо было ему говорить, что она поправится…

— А что еще я мог ему сказать? — огрызнулся Курихара и принялся нервно обкусывать ногти.

Эйити встал.

— Наверное, надо шефу позвонить?

— Да.

Эйити подошел к висевшему в углу красному телефону-автомату и снял трубку. И в этот момент ему пришла в голову мысль: а может, это какая-нибудь медсестра раззвонила обо всем журналистам?

— Минутку, пожалуйста, — услышал он голос жены шефа и протянул трубку Курихаре.

— У нас неприятности.

С мрачным выражением на лице и опущенной головой Курихара схватил трубку телефона. Он был крупный парень, но в критической ситуации весь его мелкий, малодушный характер выражался в этой позе.

В вестибюле было сумрачно и безлюдно. Эйити курил, дожидаясь, пока Курихара закончит разговор.

«Если вся эта история просочится в газеты, — думал он, — это будет удар прежде всего по компании отца Курихары и еще по профессору Ии. А я рядовой сотрудник и ни за что не отвечаю. Всегда могу оправдаться тем, что выполнял распоряжения начальства. Так и надо действовать.

Но если от этого препарата действительно нет толку, значит, не с чем будет выступать на научной конференции?

Это, конечно, досадно. Ведь Эйити каждый день представлял, как он выступает с докладом о новом препарате перед светилами медицинской науки, занявшими все ряды большой многоярусной аудитории.

В то же самое время, когда Эйити и Курихара держали совет в полутемном вестибюле, на платформе вокзала Уэно ждали отправления ночного поезда в Тохоку.

— Вот, возьми. Поужинаешь. — Кэйко Имаи передала медсестре Симаде купленную на вокзале коробку с ужином и чай. — Что-то Тахара-сэнсэй задерживается, — пробормотала она. Часы на платформе показывали, что до отправления поезда оставалось три минуты. — Напишешь мне, когда приедешь?

— Да, — кивнула обычно немногословная Симада.

— Забудь обо всем и работай спокойно. — Кэйко посмотрела на часы. — Сможешь забыть, что было в Токио?

В этот момент в конце платформы показалась неказистая фигура Тахары с сумкой в руке. С его лба падали капли пота. Видно, он преодолевал подъем по лестнице бегом.

— Ой, чуть не опоздал! Извините, извините! — проговорил он, задыхаясь.

— Сэнсэй, приглядывайте там за Симадой-сан.

Тахара крянул в знак согласия и добавил:

— Когда рядом сестра, которой можно все доверить, все чувствуют себя уверенно — и доктора, и пациенты.

— Она вас не подведет.

Прозвенел звонок к отправлению. Тахара, пропустив вперед Симаду, поднялся в вагон.

— Передавай всем привет.

— Кому «всем»?

— Нашей команде в отделении, конечно.

Поезд медленно тронулся. Кэйко прошла несколько шагов, махая рукой и улыбаясь Симаде, которая стояла в тамбуре и печально смотрела на нее. Скоро ее грустное лицо и фигура доктора Тахары скрылись из виду.

— С Токио на какое-то время придется расстаться, — сказал Тахара медсестре, провожавшей взглядом проплывающие мимо огни Уэно. — Я, когда уехал, тоже чувствовал себя одиноко. Было очень больно. Пал духом, руки опускались. Но когда ты приедешь на место, все увидешь и поймешь. Так же, как и я. Увидишь людей, действительно нуждающихся во врачах и медсестрах.

— М-м.

Неоновые огни исчезали один за другим. Высокая рекламная башня, неоновая вывеска кабаре, световая газета. Поезд набирал ход, напоминая целлофановую ленту, вылезающую из коробки со сладостями.

— Хочешь выпить? — Тахара достал из кармана плоскую бутылочку с виски. — Вообще-то я не пью, но, когда едешь в поезде, пара глотков хорошо заменяет снотворное.

— Сэнсэй…

— Что?

— Вы знаете о шумихе, которая поднялась вокруг хирургического отделения с этим лекарством от рака? — пробормотала Симада, вдруг опустив голову. — В газете написали, что это опыты над людьми…

— Слышал. Но мне тут сказать нечего. В конце концов, я прошел подготовку в этом отделении.

— Письмо в газету, — медсестра посмотрела Тахаре прямо в глаза и тихо закончила: —…послала я.

У Тахары округлились глаза. Его рука, державшая стаканчик с виски, который он собирался поднести к губам, застыла в воздухе.

— Но зачем?..

А в клиническом отделении тем временем атмосфера сгущалась. В открытую сотрудники сложившуюся ситуацию не обсуждали, но в отделении не было никого, кто бы не интересовался, как будут развиваться события дальше.

Айко Нагаяме больше не давали новый препарат, однако ее состояние нисколько не улучшилось. Чтобы снять боли, стали колоть морфин. После этих инъекций большую часть времени пациентка пребывала в состоянии, близком к коматозному.