Посвисти для нас

Такси остановилось у школьных ворот, Одзу попросил водителя подождать десять минут и вошел на территорию. Здание на переднем плане, где располагались классы и зал для занятий дзюдо, потемнело и постарело, но осталось таким, как раньше. При виде этого здания у Одзу защемило в груди. Ощущение было такое, словно сердце сдавила чья-то большая рука.

«Слышишь, Хирамэ! Это единственное, что здесь не изменилось», — прошептал он, как будто Хирамэ стоял с ним рядом.

Из здания вышли два или три ученика в черной форме. Все с умными лицами. Ничего общего с туповатыми и при этом добродушными лицами однокашников Одзу.

Он тихо вошел внутрь. Дверь одного из классов отворилась, и из нее вышел человек. По всей видимости, учитель.

Его седые волосы были зачесаны назад. Пиджак его лоснился, как у художника.

Память Одзу запечатлела облик этого учителя, каким он был много лет назад. Точно… он преподавал у них японский язык. Еще он любил «Серебряную ложку»^[43] и рассказывал об этой книге в классе.

Как его зовут? Имя учителя застряло где-то у Одзу в голове. А прозвище…

«Эфиоп!..»

Это единственное, что он помнил. Учителю дали это прозвище, потому что в то время лицо у него было черное, как у негра.

— Вы отец кого-то из учеников? — спросил учитель.

— Нет. — Одзу растерялся и торопливо тряхнул головой. — Я учился здесь… давно. По работе приехал и вот решил заглянуть после стольких лет.

— Так, так… нежные воспоминания! — Учитель вперился взглядом в Одзу, словно тоже вспоминал его школьные годы. — В каком вы были классе?

— В девятом. Моя фамилия Одзу.

Похоже, это имя ничего не говорило старому учителю.

Снаружи до них доносились голоса школьников. Шел урок физкультуры. Из окна Одзу видел незнакомые новые школьные здания.

— Наша школа сильно изменилась, правда?

— Да уж, — кивнул учитель. — Теперь она совсем не такая, как прежде. Не надо учеников заставлять заниматься. Они сами. Школьные здания так хорошо обновили… Вы меня помните?

— Помню. Только фамилию забыл.

— Хасимото. Я да директор школы, Кацуяма-сэнсэй, здесь самые старые.

Одзу был тронут. Хасимото провел его во внутренний двор. Одзу помнил этот двор. В его бытность в школе здесь располагался вольер для птиц и стояли гимнастические брусья.

— Нынешние ученики и учатся с удовольствием, и в разных кружках участвуют, и спортом занимаются, — делился своими радостями Хасимото. — Времена изменились.

— Да… — пробормотал переполненный эмоциями Одзу. — Времена изменились.

Он поблагодарил учителя и вернулся к воротам. Водитель терпеливо ждал.

— Куда теперь?

— Тут еще есть женская гимназия Конан.

— Есть такая. Туда едем? Вы, случаем, не из Министерства образования?

Машина преодолела подъем, миновала жилой квартал, дорога опять пошла в гору.

— Мы куда-то не туда едем. Гимназия должна быть ниже.

— Так она же переехала. Вон, смотрите. Большое белое здание.

Они приближались к белому, похожему на гостиницу, зданию с разбитой перед ним зеленой лужайкой. Навстречу спускалась машина, в которой сидело несколько девчонок. Новое поколение ездило в школу на собственных автомобилях.

Попросив водителя остановиться, Одзу рассматривал здание и просторную лужайку напротив ворот, украшенных вывеской: «Женский колледж Конан». Стайка девчонок, весело смеясь, направлялась домой после занятий. На них были нарядные разноцветные платья, не имевшие ничего общего с матросками, в которых ходили Айко Адзума и его подруги. Поколение, не знавшее войны.

— Теперь в Асия, — сказал Одзу водителю.

Линии электрички больше не было, но шоссе, которое вело в Асия, Одзу узнавал. На месте прежних пустырей и полей, тянувшихся по обе его стороны, в изобилии выросли магазины и бензозаправки, но указатели остановки электрички все еще стояли на месте, пробуждая в груди Одзу неизбывную ностальгию и грусть.

«Хирамэ! — бормотал он, прижимая лицо к стеклу такси. — Ты помнишь нашу остановку? Она все так же называется».

Да… Шоссе и остановка остались на своих местах. Но нынешние парни и девушки — уже не те, что их сверстники, которые ездили в школу в видавшем виды вагоне электрички.

«Хирамэ! Сколько всего произошло!»

И Хирамэ-мальчишка, часто моргая, прошептал ему на ухо:

«Что же значило для нас то время? Время, проведенное в школе Нада…»

Теперь такси медленно поднималось по отлогому склону. Много лет назад старый вагон, достигнув этой точки, начинал скрипеть и медленно полз дальше.

Сосновый бор. Когда показались сосны, росшие вдоль Асиягавы, в груди Одзу теснились чувства, которые невозможно выразить словами.

— Куда поедем?

— На берег.

— На берег?

— Ну да.

— Но там же ничего нет.

Ничего не говоря, Одзу буквально пожирал глазами дома, стоявшие по обе стороны шоссе. Старые усадьбы с черными крышами и черными заборами исчезли. Их место заняли светлые современные здания и жилые комплексы премиум-класса. Посреди соснового бора появился небольшой теннисный корт, на котором молодежь играла в теннис.

А вот и мост. Тот самый.

— Давайте через мост! — невольно восклинул Одзу. — Так! И прямо по этой дороге!