Посвисти для нас

Когда Айко вернулась, в руке у нее была маленькая авторучка.

— Э-э… вот. Не мог бы ты передать это Хирамэ? Мне нечего ему подарить. Папа привез мне эту ручку из Шанхая, когда я училась в гимназии Конан.

Ручка была черная, маленькая. Одзу положил ее в карман и кивнул.

Вернувшись домой, Одзу положил ручку в коробку. Как сказала Айко, ручка была немецкая. Похоже, она ей часто пользовалась — писала ручка не очень хорошо. Но одно можно было сказать точно: Айко ее любила и годами писала ей в классе и дома, за уроками.

Перед тем как положить ручку в коробку, Одзу представил, что почувствует Хирамэ, когда ее получит. И еще он думал, почему Айко решила сделать Хирамэ такой подарок. Эта ручка, скорее всего, Айко больше не нужна, но наверняка она будет иметь в дальнейшей жизни Хирамэ большую важность.

Спустя неделю после того, как Одзу отправил другу ручку, от него пришло письмо, написанное теми же каракулями. Хирамэ писал, что будет хранить ручку всю жизнь, и еще просил у Одзу извинения и обещал больше его не беспокоить. Прочитав до конца письмо, Одзу почувствовал, что сделал для друга все, что должен был сделать.

Осень кончилась. Однако Одзу и его друзья еще не понимали, что приближается момент, который перевернет их жизнь.

Утром в начале декабря Одзу разбудила мать.

— Просыпайся! Просыпайся!

— Колледж… — Одзу высунул из-под футона сонную физиономию, — после обеда пойду. Дай еще немножко поспать.

— Да проснись же! Началась война с Америкой!

Он вскочил с постели и схватил экстренный выпуск газеты, который протягивала ему мать. В глаза бросились черные иероглифы: «С рассвета 7 декабря Япония и США находятся в состоянии войны на Тихом океане».

— Ура! — воскликнул Одзу. — Началось!

— Что теперь будет? Тебя ведь тоже могут забрать? — Мать с тревогой посмотрела на него. — Какой ужас!

— Ну что ты говоришь?! Япония раздолбает Америку!

Одзу проглотил завтрак и выскочил из дома. Может, в колледже больше знают о том, что происходит.

На станции Умэда из громкоговорителя гремел военно-морской марш. После марша по радио стали передавать новости, от которых пассажиры пришли в большое возбуждение. Новости кончились, и из толпы вдруг донеслись крики: «Банзай!»

В колледже никаких подробностей Одзу не узнал. По вопросу, который больше всего волновал студентов — отменят ли отсрочку от призыва, — похоже, пока никаких решений не было.

— Наконец настало время столкновения между цивилизацией японского духа и иностранной цивилизацией материализма, — объявил перед началом занятий преподаватель философии. Голос его срывался.

— Проблема преодоления чужеродного влияния тоже поставлена на карту в этой войне. Сегодня утром я подумал, что миссия Японии заключается в том, чтобы нанести последний, решающий удар по уже зашедшей в тупик иностранной культуре.

Однако Одзу и его товарищей куда больше этой сложной риторики интересовали поступающие одно за другим сообщения о военных успехах.

Фотография

В тот вечер Эйити, у которого было ночное дежурство, поужинал в грязноватом китайском ресторанчике и вернулся в отделение.

В опустевшем офисе стояли в ряд заваленные всякой всячиной столы. Среди пробирок, книг и пустых коробок из-под лекарств были оставлены пустые бутылки из-под виски, чашки.

Эйити сунул в рот сигарету. Обнаружив, что у него нет спичек, он огляделся по сторонам — может, у кого-то на столе валяется коробок. И заметил на столе Курихары банку с трубочным табаком.

Табак был американский. Курихара иногда курил в отделении сигары и трубку.

Без всякой задней мысли Эйити взял в руки банку, посмотрел, что на ней написано. Потом открыл крышку.

В банке оказалась маленькая фотография, покрытая тонким слоем табачной пыли.

На фотографии была женщина в пальто, за спиной у нее простиралось море. Она смотрела в камеру, щурилась на солнце и улыбалась. На обороте снимка было выведено неустановившимся почерком: «На память от поездки в Симоду».

Эйити какое-то время смотрел на фотографию.

«Такое впечатление, что я ее где-то видел…»

Точно видел. Только не мог вспомнить где. Обнаружив фото, он сначала подумал, что это Ёсико Ии, но, посмотрев на снимок, убедился, что это не она, и вздохнул с облегчением.

Эйити уже собирался положить фотографию обратно в банку, но передумал и сунул ее в карман. Потом взял банку, выключил свет и вышел из офиса. Пройдя до конца безлюдного коридора, он выбросил банку в мусорную корзину.

«Заметит Курихара завтра, что банка исчезла?»

Если даже заметит, но вида не подаст, значит, женщина на фотографии ему не дорога, размышлял Эйити.

Он не считал, что делает что-то дурное. В его представлении это была всего лишь маленькая шутка. Особого любопытства или интереса женщина на фото у него не вызывала.

Но когда он поднялся по лестнице и бросил взгляд на пост медсестер, ему в голову пришла неожиданная мысль: «Хм-м. А может, эта женщина… одна из наших сестричек?»

— Как состояние пациентов? Есть изменения? — поинтересовался Эйити у молодой медсестры, заполнявшей журнал.

— Нет. Ничего нет.