Эмма махнула рукой в поисках какой-нибудь опоры, чтобы ухватиться, но только опрокинула корзину с бельем, содержимое которой вывалилось на нее.
Она вспомнила трупный бульон в сарае Паландта, почувствовала запах разложения, который въелся в грязные вещи. Джинсы, блузка, нижнее белье, которые Филипп снял с нее и сунул в корзину. Нет ничего, что могло бы помочь, потому что как ей защищаться в халате?
ХАЛАТ!
Мысль пронзила Эмму вместе с болью, когда при следующем рывке вниз она ударилась челюстью о деревянную облицовку.
Филипп был вне себя, продолжал кричать что-то – похоже, ее имя. В воплях слышались боль, мука, смерть.
Но Эмма не разжала руки. Лежа на животе, она вцепилась в халат.
Порылась в правом кармане.
Черт!
В левом.
И наконец нащупала его.
В ту секунду, когда Филипп схватил ее за бедра, чтобы развернуть к себе, ее пальцы сомкнулись вокруг пластиковой ручки.
Эмма поддалась силе мужа, используя ее для собственного замаха, вскинула руку.
Ту, в которой было окровавленное лезвие.
Из посылки Паландта.
И широким взмахом перерезала Филиппу скальпелем горло.
Глава 45
Три недели спустя
Странно, что она не плакала.
В одинокие часы, проведенные в психиатрическом отделении, ей было достаточно только подумать о Филиппе, как на глаза наворачивались слезы, а сейчас, когда она впервые облекла свои ужасные деяния в слова и беспощадно высказала их Конраду, ее резервуар со слезами, казалось, опустел. Хотя она и ощущала тупое, до головной боли, давление за глазными яблоками, щеки оставались сухими.
– Это конец, – сказала Эмма, и оба знали, что она имеет в виду не собственные показания.
Двое мужчин, которых она собственноручно лишила жизни в один день.
Просто из-за какой-то посылки для соседа.
Если бы она не приняла ее, то не потеряла бы свой телефон в доме Паландта. А если бы не вскрыла посылку, то у нее в руках не оказалось бы скальпеля.
– Ты этого не заметила?
Конрад стоял перед стеллажом с работами Шопенгауэра и смотрел на нее оттуда. В руках он держал тонкую папку, и Эмма понятия не имела, как она туда попала. Эмма не заметила даже, как Конрад встал и пересек комнату. С тех пор как она произнесла последние слова, наверняка прошло минуты две, и все это время Эмма смотрела на пятно от чая на круглом ковре и сравнивала его контуры с формой Новой Зеландии.
Ее ладонь покалывало, язык во рту онемел, типичные синдромы отмены лекарства. Скоро ей нужно будет принять таблетки, но она не решалась попросить Конрада о стакане воды, кроме того, давление на мочевой пузырь стало почти невыносимым.
– Чего я не заметила? – спросила Эмма через некоторое время. Она устала, и ее реакция была как у подвыпившей женщины.
– Что тебя изнасиловал собственный муж, Эмма. Ты действительно считаешь, что не заметила бы этого?
За исключением того, что Конрад обращался к ней на «ты», в его интонации больше не было никакой доверительности. Всего несколько слов – и он сумел перенести ее в другое место. Эмма сидела уже не на диване, а на скамье подсудимых.
«Где мне и место».
– У меня в крови было парализующее, искажающее ощущения вещество. – Эмма попыталась ответить на вопрос, который и сама себе постоянно задавала. Конрад не удовлетворился ее ответом.
– Твой собственный муж, как Дэвид Копперфильд, материализовался из пустоты в гостиничном номере, чтобы сделать то, что день спустя легко получил бы от тебя в собственном доме? Причем добровольно!
– Ты отлично знаешь, что насильника интересует не секс, а власть.
– И все равно ты тысячу раз касалась и ощущала его, а тогда у тебя не возникло даже малейшего подозрения?
– Я знаю, что ты думаешь, Конрад. Ты уже говорил мне это в лицо. Кто однажды солгал, тому больше не поверят, верно?
Конрад грустно посмотрел на нее, но возражать не стал.
– Но ты ошибаешься, – продолжила Эмма. – Да, я солгала, когда по глупости утверждала, что это я та женщина на видео Розенхана. Но здесь совсем другое дело.
– А почему?
– В лаборатории Филиппа нашли волосы всех жертв. Всех!
– Кроме твоих!
Конрад раскрыл папку и достал четыре большие черно-белые фотографии.
– О чем тебе говорят эти лица? – Он разложил снимки на стеклянном столе.
Эмма отвела взгляд от женщин. Ей не нужно было рассматривать их большие глаза, высокие скулы и, тем более, густые тяжелые волосы, чтобы снова узнать. На фотографиях они смеялись, складывали губы для поцелуя, смущенно или вызывающе смотрели в камеру. В жизни у них уже не было такого шанса.
– Жертвы, – ответила Эмма.
– Совершенно верно, это дамы из эскорта, которых убил Парикмахер. – Конрад посмотрел на нее многозначительным взглядом. – У этих женщин очень много общего с тобой, Эмма. С ними произошло нечто ужасное. У них чудесные волосы, и этим они даже немного походят на тебя. Дилетанты действительно будут говорить о некоем портрете потенциальной жертвы, раз мужчина предпочитает женщин такого типа. Но если ты рассказала мне правду по основным моментам, то между тобой и этими несчастными созданиями существует одно огромное отличие, и я имею в виду не тот факт, что их больше нет в живых.