Посылка из Полежаева

При правительстве Сальвадора Альенде Луис Альберто работал инженером-агрономом на одном из государственных предприятий.

Фашисты арестовали Луиса Альберто в ноябре 1973 года. Его жестоко пытали на Национальном стадионе. Зверски избитый, Луис Альберто был оставлен полуживым на футбольном поле. Там его нашли товарищи. Спасая его жизнь, они делали ему искусственное дыхание, массаж сердца, бинтовали раны.

Позднее фашисты отправили Луиса Альберто в концентрационный лагерь Чакабуко, расположенный в пустынном районе на севере Чили. Там он пробыл год, в то время как Луис Корвалан находился в другом концентрационном лагере — на острове Досон, в ледяном преддверии Антарктиды.

…Благодаря международной солидарности, благодаря борьбе Советского Союза и других социалистических стран Луис Альберто вышел на свободу. Он выехал из Чили в Болгарию, где его ждали жена Руфь и маленький сын Диего, которому сегодня уже три года. Но для сердца Луиса Альберто Корвалана пытки на Национальном стадионе не прошли даром. Он скоропостижно скончался…»

Хосе Мигель Варас, чилийский писатель.

18

 Мороз был отменный, и Тишка чувствовал, как стягивается на щеках кожа, но терпел, стоял на дороге, дожидаясь, когда поднимется в гору Люська.

Она резво помахивала портфельчиком, и пар изо рта поднимался над нею фиолетовым — от солнечного света — дымком. Волосы, выбившиеся из-под шерстяной шали, лохматились заиндевелой паутиной, да и шаль тоже покрылась лёгким налётом куржевины.

— Не замёрзла, Люся? — озабоченно спросил Тишка, когда она поравнялась с ним.

Люська ничего не ответила, прошла мимо, и Тишка заковылял сзади, сознавая свою вину и отдавая себе полный отчёт в том, что у Киселёвой есть все основания на него обижаться. Всё-таки Тишка был к ней несправедлив и дразнил её понапрасну.

— Ну, ладно, Соколов, — обернулась Люська. — Я тебя прощаю.

Тишка заулыбался, чувствуя, что левую щёку совсем высушило морозом и она у него как чужая.

Люська пристроилась к Тихону сбоку и, пытливо заглядывая на него, спросила: — Ну, а теперь читал?

— Да я, Люсь, и тогда читал… Только не захотел признаться.

Люська перехватила портфель из одной руки в другую и через варежку подышала на озябшие пальцы.

— Я так и знала… Все мальчишки завистливые.

— Люся, да я не от зависти…

— Ладно, — прервала его Люська. — Сейчас-то хоть не криви душой… Мне, если хочешь знать, — зашептала она, — Петя-Трёшник и то завидует.

Тишка вспомнил Серёгин рассказ о Пете-Трёшнике, который бы вроде и подтверждал Люськииы выводы, но всё равно не поверил.

— Ну-у, не может быть…

А вот и может, заявила Люська и снова перехватила портфель. — Он меня, если хочешь знать, вызвал в учительскую и во всём признался…

Она загадочно посмотрела на Тишку и вдруг изменилась в лице.

— Тишка, ты поморозил лицо!

Она бросила на дорогу портфель, выскочила на обочину и, пробив варежкой лунку в насте, набрала полную горсть снегу. Он был сухой и рассыпался у неё в руке.

— Давай, давай, я потру. — Люська обхватила ему голову левой рукой, а правой стала натирать помороженную щёку. Снег был будто наждак, царапал кожу, но Тишка терпеливо молчал. Он ощущал лицом тёплое дыхание Люськи и видел в её глазах своё отражение.

— Ну вроде бы отошло, — сказала Люська и подобрала свой портфельчик. — Но ты всё-таки варежкой три.

Они опять пошли рядом.

Над деревней висел морозный туман. Выкатившееся из-за леса солнце было в цветных ободьях.

— Ой, Тишк, я сейчас в такой славе! — засмеялась Люська. — Меня все поздравляют, девчонки просят сочинить чего-нибудь для альбомов…

— Ну и сочинила бы…

— Да ты что? — изумилась Люська. — Я теперь сочиняю только про Корвалана и про чилийских детей… Например, вот такое. — Она остановилась среди дороги, подняла на Тишку заиндевевшие ресницы, откашлялась, поставила портфель между ног и с придыхом затянула:

Кружат ветры вороные,

Океан не спит…

Этой ночью, нежной, синей,

Был рассвет убит.

Как помочь тебе, братишка,