Потаенное судно

Антон, раскачиваясь на коньке, отвечает неопределенно:

— Живемо!

— Як батько, маты?

Антон делится без охоты. Зато с великим интересом осведомляется:

— Так далеко бегаешь? Аж из нашего краю?..

Для него сейчас свой край кажется далеким-предалеким, и по расстоянию, и по времени. Жалко его, милым он видится, тот край, но от теперешней жизни туда уже возвращаться немыслимо.

— Як ты тут оказалась?

— До родичей наведалась. — Приподняв ногу, кивнула на конек, белевший деревянной колодочкой в тусклом снежном сумраке. — Сковзалки у Ванька на часок попросила.

— Отчаянная! — восхитился Тошка. — Не боишься, что хлопцы засмеют?

— Дурень похохочет, умный только улыбнется.

Ступая елочкой, покатилась Поля задом наперед, из виду пропала.

Тем временем на реке затевалось недоброе дело.

Одни куда-то ускользали, другие перешептывались, поглядывая исподлобья на коммунских хлопцев. Коммунары чувствовали: что-то готовится, и на всякий случай держались кучно. Словно холодом потянуло. Словно трещина пролегла по темному льду между двумя гуртами.

И вот из-за поворота, из-за темных кустов лозняка, свистя и улюлюкая, выкатилась орава парней. Размахивая дубинками, они налетели на растерявшийся гурт хуторян.

— Бей коммунских!

— Кроши «Пропаганду»!

— Головою в прорубь!..

Такой ярости за Новоспасовкой раньше не замечалось — озверели люди, до крови дошли. Некоторые уже лежали на льду, воя от боли, прикрывая лица руками, призывали матерей на помощь. Некоторые пытались обороняться. Тошка успел сорвать с ноги конек и, намотав на руку конец сыромятного ремешка, со всего маху лупил коньком по противнику. Йосып изловчился дмухнуть пылающим огнем в глаза наседающих. Гнат Дымарь орудовал где-то раздобытым дрыном.

И тут с ходу в толпу врезалась Поля. Вскинула руки, ловила палки, стараясь отнять их у парней. Те, что удавалось вырвать, отбрасывала к противоположному берегу. Но палки снова оказывались на месте.

— Не дам! Не дам!.. Шо вы робите, скаженные?! — кричала она. — Тоня, Тоня! — звала потерянно.

Антон слышал ее призывы, но откликнуться не смог. Он почувствовал, как запекло над правой бровью, как глаз заволокло чем-то горячим. Струйка до рта докатилась. Ощутил губами солоновато-приторный вкус крови. Затем его оглушило окончательно — и слышать и видеть перестал.

На крик сбежался народ — побоище распалось. Детей поднимали, ставили на ноги, кто еще мог стоять. Полина Дудник подхватила Антона. Прижав его голову к груди, дула в глаза, прикладывала комья снега к ссадине на лбу. Снег тотчас набухал кровяной чернотою, рассыпался.

Из темноты, дыша запаленно, явился Йосып. Он был без шапки. Ворот кожушка оторван. Похвастался:

— Я ему дал!.. Чи донесет ноги до дому, чи нет, не знаю. Мое дело дать, а там хай як хоче!

Утром коммунские в школу не явились. Обеспокоенный директор семилетки решил наведаться в общежитие лично. А часом позже в Новоспасовку с хутора прикатила легкая правленческая тачанка, на которой вместе с Потапом Кузьменкой приехали счетовод Кравец и завхоз Косой. (Как только Кузьменку восстановили в партии, коммунары снова избрали его своим председателем.)

Третья волна была самой высокой, самой шумной. Слух о случившемся дошел до хуторян. С воплем «Наших детей поубивали!» коммунары мигом запрягли во все брички, во все арбы и погнали лошадей галопом в слободу.

Ввечеру явились двое из городской милиции.

Многие сельчане пытались свести дело к тому, что, мол, подрались ребята сами — сами и помирятся. И раньше, мол, случалось: бывало, выйдет стенка на стенку — только сукровица на снег брызжет. Иной раз мужики за дышла хватались, ну и не без того, чтобы кому-то голову не проломить, чтобы кого-то водой не отливать.

Яков Калистратович Таран, тесть Балябы, высказался определенней всех:

— Обыкновенная потасовка. Нечего тут паять политику!

Оляна Саввишна, его супруга, кинулась на него с веником:

— Не стыдно старому болтать? Внука чуть не насмерть ухайдакали, а он такие речи!

— Ничего твоему внуку не станется! — огрызнулся Таран.

В волости допоздна судили-рядили, вызвали свидетелей, искали зачинщиков. И нашли. Взяли Павла Шаповалова и Федора Гадяцкого — сынков самых зажиточных в Новоспасовке хозяев. Увезли в город. И сразу притихло село. Каждый понял, что с коммуной шутки плохи, за нее власти всегда встают горой.

14

Охрим Баляба возвращался из Мариуполя домой по мартовской хляби. Не пешком шел и не на попутной подводе трясся. Он ехал на новом тракторе, имя которому «запорожец». Чудно́е сооружение! Это не то, что, к примеру, «фордзон», у которого все обыкновенно: два колеса спереди, два сзади, сиденье как сиденье, бак для горючего, руль удобный. У «запорожца» все по-своему. Даже колес у него непарное количество: в передке два маленьких да сзади одно огромное, словно маховик у паровика. А над гигантом-колесом пристроено сиденье тракториста. Высоко! Трактор тяжелый, в ходу неторопливый. Мотор необычной конструкции: поршень, словно у движка, что на маслобойке, взад-вперед лежа бегает.