Читаем Потаенное судно полностью

Кому первому лететь? Вопрос важный и поставлен, что называется, ребром. Конечно, авторитет и приоритет были всецело на стороне Гната, Тошка мог только завидовать в этом Дымарю. Однако у Тошки был свой немалый козырь. Гнат вон какой: длинный да тяжелый. Крылья его могут и не понести. Тошка напротив легче и чуть ли не вдвое меньше ростом. Почему бы вначале не начать с малого? Затем, в случае благополучного исхода дела, по воздуху полетает и Гнат. Решено: Антон летит первым!

Для испытаний «крыльев коммунара» был избран самый высокий орех: ветви у него крепкие, надежные. Договорились, что Антон направит полет в сторону поливного огорода: там простору много и для посадки мягко.

Когда Антон поднялся на вершину дерева, его обдуло таким ветром, он так прозяб, что даже подумал: «Краще бы я Гнату уступил свое место». Но слабость была недолгой. Он продел руки в веревочные петли под крыльями и перестал дышать. Сердце его заколотилось больно и гулко. Тело сделалось невесомым. Присев по-птичьи, оттолкнулся от опоры, повис на крыльях. Чудеса: летит! Он и вправду какое-то мизерное время пружинил на воздухе. Но затем сооружение его хрустнуло всеми суставами, крылья превратились в обыкновенные тряпочные лохмотья. Антон тяжело грохнулся на вспаханную землю, закатил глаза и стал зевать беззвучным ртом.

Вездесущий дядько Сабадырь оказался рядом. Он толкнул в лопатки окаменевшего от ужаса Гната Дымаря, чем вернул его к реальности, не затыкая горла, свистнул пистоном, махнул рукой в сторону колодца. Дымарь — хлопец с понятием, сообразил, что от него требуют, мигом доставил ведро воды Сабадырю. Садовник черпал воду из ведра ковшиком руки и поливал посиневшее Антоново лицо до тех пор, пока тот не заморгал своими длинными черными ресницами. Антона долго тошнило, все нутро выворачивало наизнанку. Потом полегчало. Только на какое-то время тупая боль поселилась в затылке…


За дядьком Сабадырем хлопцы и девчата следуют целым выводком. Все тут. О Йосыпе, Гнате Дымаре и Антоне говорить не приходится: как вишневым клеем к дядьке приклеены.

— Ах, коханые мои помощнички! — похваливает всех Сабадырь. И тут же поучает: — Фрукта, она тоже обращение любит. К примеру, иные ее трясут. Падает она, о землю стукается. Потом с нее же и спрос: что, мол, подгнивать начала. А она, коханые, совсем не виноватой оказалась.

Пацанва воспринимает слова как команду. Вместо того чтобы трясти ветки или сбивать плоды палками, мигом карабкается на деревья, бережно снимает, скажем, груши, укладывая их, холодные, к теплому животу, за пазуху. Спустившись по-кошачьи вниз, каждый торопится опростать полу рубашки над корзиной и снова гай на дерево.

Сабадырь одобрительно усмехается. Он ведет сбор самых поздних груш, которые поспевают только при первых морозцах. До этого времени висят на деревьях фунтовыми гирьками — зубами их не укусить, такие твердые. В ноябре им наступает срок.

— Каждой фрукте свое время, кожаный, — поговоркой отвечает Сабадырь на вопрос Тошки, почему они так долго не зреют. — Их сажал еще покойный Гонькин дед. Даром что пан, а большой был мастер выводить сорта. Бачишь дерево? — спрашивает он Тошку.

— Ну?

— Ему век без малого.

— Ни в жись! — решительно сомневается Тошка.

— Я тебе говорю! Дед Гонькин сажал. А ось глянь, сам Гонька. На одном корню три сорта: сентябрьский, октябрьский и ноябрьский, — втолковывает он. — Возьми попробуй, коханый, — сказал он.

Тошка выбрал попригляднее, снял бережно с ветки. Крупная — на ладони не помещается, медовым светом изнутри посвечивает.

— Покушай, коханый, тогда будешь говорить!

Кусанул Тошка — аж сок брызнул!

13

Деревянный конечек с проволочной скользилкой перекинут на веревочке через плечо. Ватага коммунских ребят спешит через огороды к Берде. Впереди молодого войска казаки-атаманы Йосып Сабадырь и Антон Баляба, они, хотя и разномастные по росту и по возрасту, однако во всяких затеях и потасовках бывают едиными и стойкими. За ними — Гнат Дымарь, да Микола Солонский, да еще целый выводок в придачу. У коренников, Йосыпа и Антона, в карманах кожушков припрятано по пузырьку и по коробку спичек. В пузырьках — керосин. Это на потом: на время, когда стемнеет по-настоящему.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне