В парке еще свежо, роса лежит на траве и цветах, снизу, по ногам тянет холодком, но сверху уже печет солнце, на небе ни облачка, день будет ясным и жарким, о чем можно судить по неподвижности воздуха. Букашки скопом летают над кустами, другие копошатся у ног, словно бы торопясь обделать свои дела до полуденной жары, но я-то знаю, что им ни к чему торопиться, что это мне только кажется, что они торопятся, на самом деле их суетливая жизнь не замрет даже под самыми палящими лучами. Кому и надо поторопиться, так это мне, если я хочу нагулять основательный аппетит перед завтраком и наконец-то обойти ландшафтную часть парка, осмотреть все ее красоты и успеть вернуться к двенадцати - времени завтрака.
Hадо сказать, что этот парк похож на шкатулку с секретом, у него два лица, с регулярной стороны деревья, подстриженные по одной высоте гладкой стеной, тоже кажутся регулярно-правильными, но стоит войти под их кроны, как мир волшебно изменяется, от прямых углов и ровных округлостей к изысканно-изломанной геометрии хаотично стоящих деревьев, меж которыми прихотливо вьется тропинка, то спускаясь в низину, то карабкаясь вверх по склону зеленого холма. Солнечные поляны, как драгоценный камень в оправе леса, порхающие, щебечущие птицы, паутинки, светящиеся в случайных лучах солнца, стройные стебли камыша, даже в безветрии монотонно покачивающиеся над гладью пруда. Так и хочется раздеться и осторожно, не поднимая муть со дна, войти в теплую прозрачную воду...
Hо я спешу, вернее, заставляю себя спешить, мне хочется, воспользовавшись предоставленным мне одиночеством, обозреть этот рафинированный лесной мир, но он не разделяет моего оптимизма и, видимо, уже посмеивается над моей самоуверенностью.
Я остановился. Только что мне казалось, что пруд с плотиной и небольшим водопадом должен открыться моему взору, стоит миновать очередной холм, но вот я уже на вершине, а внизу только ровная зелень деревьев да взявшийся неизвестно откуда дуб стоит передо мной во всем могуществе приземистого узловатого ствола, похожий в своей величавости на несокрушимого викинга.
Я обошел его кругом и повернул обратно, торопясь выйти на знакомую мне тропу и усомнившись в душе, что мне удастся осуществить свое желание и "объять необъятное". Деревья, как и прежде, почтительно, с галантностью придворных расступались передо мной и дисциплинированными солдатами смыкались за моей спиной, отгораживая от меня все, что находилось за пределами тридцати-сорока шагов, тропа вилась ужом, но все же вывела меня на одну из боковых аллей.
Брегет показывал, что торопливого времени осталось слишком мало для новой попытки, и я в душе был рад тому, что больше не надо торопиться, а можно просто погулять по знакомым геометрически правильным аллеям, по тенистым аркадам, полюбоваться явившейся вдруг белкой или ящерицей и, покорившись размеренному ритму обступающих деревьев, мерно обдумывать неторопливо появляющиеся в парадных одеждах мысли.
Я присел на низкое ограждение маленького фонтана, меланхоличным взором скользя по дорожке парка до моста, пересекающего миниатюрный канал, и обратно, мысль, без усилия, легко оторвавшись от бренного тела, поднялась к самым облакам...
Я судорожно очнулся от дремы. Всему виной - муха. Она села мне на лицо, я мотнул головой, потерял равновесие и чуть было не свалился в фонтан.
Сначала, еще не вполне соображая, я окинул взглядом все вокруг, а это был по-прежнему полнокровный солнечный день, слепяще-праздничный.
И тут я вспомнил! Вскочив, я нервно зашагал по скрипящей песчаной дорожке. С места в карьер пущенная мысль, не останавливаясь на странных прихотях памяти, влетела в хлесткие заросли догадок и гипотез, но через мгновение, ведомая опытной рукой, выскочила на вольный простор. Сначала бег ее был тяжел, но через некоторое время ей удалось достичь привычного темпа.