Читаем Потаенные ландшафты разума полностью

- Ты слиш­ком не­ос­то­ро­жен. Ес­ли так пой­дет и даль­ше, ты со­бе­решь во­круг се­бя всех Ис­тин, ко­то­рые толь­ко есть в этом за­ле.

- А кто эти?

- Вон те? Од­на с блан­шем, дру­гая в си­ня­ках, а тре­тья в ру­би­ще? Не­у­же­ли сам не до­га­ды­ва­ешь­ся? Это из­би­тые Ис­ти­ны. Ста­рай­ся не об­ра­щать на них вни­ма­ния, а тем бо­лее не ду­май спу­тать­ся с ни­ми, а то... По­знать их лег­ко, да про­ку от них ма­ло, а удо­воль­ст­вия и во­все ни­ка­ко­го, к то­му же, по су­ти сво­ей они ба­наль­ны и по­шлы, ста­ры, как ва­ви­лон­ский грех, хоть мо­гут не­опыт­но­му гла­зу сна­ча­ла по­ка­зать­ся но­вы­ми и све­жи­ми. Не­ко­то­рые, прав­да, пу­та­ют их с про­сты­ми Ис­ти­на­ми, но это уж на­до быть со­всем бли­зо­ру­ким. Наш ду­хов­ник, Экс-Со-Кат, ра­зу­ме­ет­ся, с ни­ми силь­но дру­жен, ес­ли не ска­зать боль­ше. Они - вер­ные его слу­жан­ки, хо­тя, как го­во­рят: "Про­сто­та...". Ну да бог с ни­ми.

Жизнь так уст­рое­на, что вся­кий, кто не ищет вы­го­ды и не ско­ван це­пя­ми дол­га, име­ет пра­во на иг­ру. Бе­да лишь в том, что ка­ж­дый ищет свою Ис­ти­ну, а она од­на на всех. Что ка­са­ет­ся ме­ня, то, как го­ва­ри­ва­ли ла­ти­ня­не, "dictum saрienti sat" - "ска­зан­но­го дос­та­точ­но ра­зум­но­му". Лад­но, по­яс­ню свою мысль. Мне Ис­ти­на нуж­на не при­ук­ра­шен­ной и не го­лой, то есть ра­зум­но­му дос­та­точ­но уви­деть в ра­зум­ных пре­де­лах, даль­ше он сам до­мыс­лит ос­таль­ное.

- По­стой, а по­че­му они все... та­кие?

- По­че­му ко­ро­ну­ют Ис­ти­ну, а не, ска­жем, Вы­го­ду, и пра­вит Вре­мя, а не Мо­мо­на? Я тут ни при чем. Это ты, сам. Бо­гов и бож­ков мно­го, выс­ших - де­сят­ки, а про­стей­ших бил­лио­ны, и ни­кто не зна­ет и не до­га­ды­ва­ет­ся, на сколь­ко миль сей­час во­круг нас ле­жит Их цар­ст­во. Это как кок­тейль, и ты - хо­ро­ший бар­мен, толь­ко не пе­ре­бар­щи­вай слад­ким. Ну, мне по­ра. При­вет.

Он сде­лал не­сколь­ко ша­гов вбок, я хо­тел по­сле­до­вать за ним, что­бы спро­сить, как же на­до се­бя вес­ти, но фла­ни­рую­щие па­ры мо­мен­таль­но от­ре­за­ли его от ме­ня, и тут...

...это про­изош­ло вдруг...

Вдруг, от­ку­да ни возь­мись...

Сия­ние, как мне по­ка­за­лось, за­пол­ни­ло весь зал.

- Я ра­да при­вет­ст­во­вать вас, мой ми­лый друг... - я за­жму­рил гла­за, а ко­гда от­крыл их, то уже не бы­ло и на­ме­ка на све­че­ние, а пря­мо пе­ре­до мной стоя­ла бо­же­ст­вен­но кра­си­вая де­вуш­ка с глад­ко за­че­сан­ны­ми во­ло­са­ми, пра­виль­ным но­сом, хруп­кая и гра­ци­оз­ная, как ре­бе­нок, но уже впол­не офор­мив­шая­ся, как жен­щи­на, с ма­то­во-про­зрач­ной ко­жей не­бо­жи­те­лей. Она улы­ба­лась. Мне. Ка­жет­ся, ее рас­сме­ши­ло мое сму­ще­ние.

- О чем же мне с ва­ми го­во­рить? Я, пра­во, не знаю, - про­мям­лил я.

- А мы не бу­дем го­во­рить, - го­лос ее за­зве­нел, как ко­ло­коль­чик, но ти­хий-ти­хий, ме­лан­хо­лич­ный ко­ло­коль­чик. - Пой­дем.

Она взя­ла ме­ня за ру­ку, и мы по­шли че­рез пе­ре­пол­нен­ную за­лу так же лег­ко и сво­бод­но, как ес­ли бы бы­ли здесь од­ни. Ни­кто не ус­ту­пал нам до­ро­гу спе­ци­аль­но, про­сто ока­зы­ва­лось, что мы вся­кий раз про­хо­дим ме­ж­ду при­гла­шен­ны­ми, слов­но бы не­ви­ди­мое те­че­ние не­сло нас ме­ж­ду ни­ми.

Мы вы­шли на бал­кон, как мне по­ка­за­лось, но это бы­ла верх­няя пло­щад­ка длин­ной, спус­каю­щей­ся вниз не­ис­чис­ли­мы­ми мар­ша­ми ка­мен­ной рез­ной ле­ст­ни­цы, уви­той зе­ле­нью ве­ток, цве­та­ми, от аро­ма­та ко­то­рых кру­жи­лась го­ло­ва.

- Вы, знаю, лю­би­те ночь, - за­дум­чи­во ска­за­ла она, гля­дя не­под­виж­ным взо­ром впе­ред и вверх, ту­да, где све­ти­ли ты­ся­чи звезд. - В пол­ночь у ме­ня не­боль­шой при­ем, при­хо­ди­те, я вас при­гла­шаю.

И она рас­смея­лась, не сло­вам, не ве­че­ру, не мне, а про­сто от из­быт­ка чувств, от пе­ре­пол­няв­шей ее ра­до­сти. От это­го сме­ха мне сде­ла­лось не­вы­ра­зи­мо том­но и слад­ко, слов­но бы со мной сно­ва бы­ла моя Ага­та...



Гла­ва XV


Ма­ри­на, по про­зви­щу Эхо, вы­шла от Маэ­ст­ро за пол­ночь. Она за­дер­жа­лась доль­ше ос­таль­ных, слу­шая со­об­ра­же­ния Эле­фан­та о пет­ле: что это та­кое и как, на его взгляд, к ней го­то­вить­ся. Го­во­рил он, как, впро­чем, и все­гда, длин­ны­ми мо­но­ло­га­ми, изо­би­лую­щи­ми скру­пу­лез­ной де­та­ли­за­ци­ей до­ка­зы­вае­мых по­ло­же­ний и са­мих до­ка­за­тельств, но все уже дав­но при­вык­ли к его ма­не­ре. И уш­ла Ма­ри­на не по­то­му, что ей ста­ло не­ин­те­рес­но, слу­шать Ма­ги­ст­ра пе­тер­бург­ских трас­се­ров она мог­ла бы, на­вер­ное, без кон­ца, и не по­то­му, что не мог­ла ос­та­вать­ся здесь доль­ше, сво­бо­ду ид­ти ку­да она хо­чет, быть где она хо­чет и ос­та­вать­ся там столь­ко, сколь­ко она за­хо­чет, Ма­ри­на от­вое­ва­ла еще на пер­вом кур­се ин­сти­ту­та. Про­сто зав­тра, с ут­ра, на­чи­на­лось ее вре­мя де­жур­ст­ва под­ле Маэ­ст­ро, и по­это­му она долж­на бы­ла вы­спать­ся, а с Эле­фан­том раз­ве ус­нешь...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Пестрые письма
Пестрые письма

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В шестнадцатый том (книга первая) вошли сказки и цикл "Пестрые письма".

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Публицистика / Проза / Русская классическая проза / Документальное
Письма о провинции
Письма о провинции

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В седьмой том вошли произведения под общим названием: "Признаки времени", "Письма о провинции", "Для детей", "Сатира из "Искры"", "Итоги".

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Публицистика / Проза / Русская классическая проза / Документальное