- Откуда идешь? - вдруг спросил меня старик, лицо которого с блестящими стеклянным блеском глазами казалось столь отрешенным, что я не сразу понял, что это говорит он.
- Садись ближе, - он вытащил изо рта трубку и указал длинным мундштуком на место на шкуре возле себя. - Видно, ты не оставлен в жизненном пути своем Провидением, раз набрел на нас. Выпей, - он пошарил между ногами и, достав прямо из огня черный металлический ковш, протянул мне.
- Странные бывают встречи, - говорил он словно бы сам с собой, пока я пил грязную от сажи похлебку, - кочую по свету с самого рождения, а не перестаю дивиться. И все потому, что, как говорила моя мать, я сын огня. Не всякому дано познать божественную силу, заключенную в пламени, прочесть в нем знаки, чертимые самим Провидением. Я старше тебя, но все равно сильнее и, как знать, может быть переживу тебя, их всех, - он вяло махнул в сторону сидящих, - Маркграфа, а то и самого Повелителя, если только не сгорю, как моя мать и мой дед, если пламя по ошибке или по моей неосторожности не поглотит меня прежде.
У меня начали слипаться глаза, и старик, заметив это, указал мне на свободное место среди спящих.
- Ложись, вижу, что ты устал. Это мое место, но я привык всю ночь смотреть на огонь и думать. Я не любопытен, - продолжал он, пока я заползал под шкуру и пристраивался между по-старушечьи костлявой девочкой-подростком и огромной бабой, возле которой я которой казался себе ребенком.
- Не стесняйся, - прервав свою речь, подбодрил меня старик. - Делисса - наша женщина-борец, хоть у нее тяжелая рука, она тебя не обидит.
И снова продолжил:
-... я не любопытен, знаки огня говорят мне больше, чем могут сказать люди...
Прижавшись к горячей груди богатырши, словно это была моя родная сестра, я мгновенно заснул.
Мне снилось, что я один в чудном изумрудном парке, что я сижу и грущу о моей навек утраченной Агате, как вдруг...
Глава III
-Т-с-с... Я фрейлина ее Высочества, Предвосхищение. Я не люблю шума, поэтому внимательно слушай и не перебивай. Хоть я всего лишь фрейлина, зато одна из самых... - Она испуганно оглянулась на шум треснувшей в лесу ветки.
- Из самых приближенных к госпоже, - на секунду нахмурившись, продолжала она, но тут же ее лицо снова приняло чуть лукавое выражение, - и посему мне обычно самой приходится все делать, все делать за мою госпожу, разумеется. За себя я все, само собой, делаю сама.
Она хихикнула и сделала в воздухе книксен, но словно бы играя сама с собой или обращаясь к кому-то невидимому, но уж никак не ко мне.
- А все дело в том, что с той поры, как ты исчез, как доктор всех наук направил тебя на коронацию моей госпожи, так вот, с той поры ты исчез в своем мире, и хоть там прошло не так уж много времени, хотя это с какой стороны посмотреть, ведь у нас, небожителей, Время то ходит, то отдыхает, а бывает, что и... ну, да я не об этом. За те две недели твоей отлучки, твоя возлюбленная лишилась напрочь, нет, как бы это... а, совершенно лишилась сна и аппетита, ее даже не могли позабавить берлинские акробатки, которых бургомистр специально выписал для нее, а доктор всех наук прописал ей на них смотреть перед сном, для укрепления нервной системы. Но, увы, это не помогло, как и черепаховый суп, который готовят ей теперь днем и ночью, днем и ночью, и все во дворце пропахло черепахами, но...
Она, не договорив, наклонилась, как бы прислушиваясь, и, словно бы что-то услыхав, перешла с тарахтенья на повышенные обороты и теперь слова вылетали из нее, как из испортившегося патефона перед тем, как в нем лопнет пружина. Я даже удивлялся, как это слова, вместо того чтобы вылетать из ее рта, не зацепятся там друг за друга и не собьются в шипучий коктейль.