Потаенные места

Лицо Джози загорелось, но Клемми только нахмурилась. Она не могла кивнуть, зная, что Илай не вернется в Слотерфорд, пока здесь находится его отец. Она должна была составить план по избавлению от Исаака Таннера, и беспокойство о том, что Илай сейчас может думать или чувствовать, было для нее непозволительной роскошью. Брошенный и покинутый, он мог решить, что лишился всего – и новой семьи, и возможности начать жизнь с чистого листа. Ему, наверно, было очень больно. Такие мысли лишали ее сил, ею овладевало раскаяние и почти невыносимое чувство ужаса. Как бы ей хотелось, чтобы он понял, чем наполнено ее сердце. Порой Клемми спрашивала себя, не думает ли ее любимый, будто она собирается обвинить его в том, что случилось на фабрике, и гадала, не вернется ли он в Слотерфорд, чтобы ее найти. Внутреннее чутье подсказывало, что так и произойдет. А может, он уже в Слотерфорде? По прошествии нескольких дней ей стала ясна одна вещь: сколько бы она ни показывала родным, что ждет от них наводящих вопросов, они ей никогда их не зададут. Она должна сама произнести вслух нужные слова.

Потребность заговорить не давала ей спать по ночам, а днем девушка становилась капризной и слезливой. Мать часто заходила проверить, как у Клемми идут дела. Роуз появлялась с обеспокоенным выражением на лице, которое смягчалось, когда она видела дочь, а потом уходила, вдруг вспомнив о каких-то неотложных делах.

– Ах, вот ты где! Я просто хотела спросить, не видала ли ты… мой разделочный нож? – говорила, к примеру, она.

Клемми отрывалась от дела, которым занималась, и подводила мать к ящику, где разделочный нож хранился всегда, – там он лежал и теперь.

Клемми начала практиковаться, когда оставалась одна. Ей нужны были как можно более короткие предложения с максимально короткими словами, и требовалось решить, кому их адресовать. Сперва Клемми подумала, что должна обратиться напрямую к одному из полицейских, проводивших расследование на фабрике, но те уехали, и она не знала, как их найти. Правда, в Форде жил один констебль, а другой находился в Коршаме, но они все равно были чужими людьми, а это сильно усложняло задачу. Клемми подумала о Нэнси Хадли, к которой обычно обращались в отсутствие Алистера, но затем вспомнила о ее горе, гневе, нежелании что-либо понимать, и ей стало ясно, что она не может к ней обратиться. Конечно, оставались ее мать и отец, а также миссис Таннер, мать Илая. Но если бы они пошли в полицию, это выглядело бы так, будто они вступили в сговор с целью оклеветать Исаака. Оставался фабричный приказчик с рыжими усами, который всегда был к ней добр. Возможно, обратиться следовало именно к нему. Но она нуждалась в правильных словах, чтобы объясниться, и ей требовалось их произнести.

Если бы она могла сказать «Исаак», тогда ей не потребовалось бы говорить «Таннер», что было хорошо, так как именно звук «т» в начале слова упорно не хотел ей даваться. Если бы она могла сказать «ограбил», ей не пришлось бы говорить «совершил нападение». Если бы она могла сказать «виновен», «месть», «деньги» и «я слышала», тогда она смогла бы избежать слов «Илай», «не убивал» и «ему угрожал». Фраза, которую она в конечном счете составила, хотя сама мысль о том, чтобы ее изречь, казалась невозможной, была такова: «Исаак, это он виновен: я слышала, как он сказал, что ограбит мистера Хадли». Если ей поверят, то последуют вопросы, на которые она сможет отвечать «да» или «нет». Тогда, конечно, полиции придется забрать Исаака, после чего семейство Таннер, наверное, наберется мужества и даст против него показания, и того навсегда упекут за решетку. Об этом пройдет слух, Илай вернется, и когда он узнает, что она сделала, то, конечно, сразу поймет ее. Они поженятся, Клемми приведет его на ферму Уиверн, и родные примут его в свою семью. Клемми, закрыв глаза, столько раз прокручивала в голове эти события, что они постепенно стали казаться ей уже не столь невероятными, напротив, такое будущее стало представляться ей совершенно реальным. Так и будет, думала Клемми, как же иначе? Она не могла жить там, где был теперь Илай, а тот не мог жить там, где была она. И был шанс – пусть небольшой, но об этом Клемми предпочитала не задумываться – все изменить. Да и как Илай позволит ей жить отдельно от него? Клемми стала тренироваться, чтобы, когда придет срок, выговорить нужные слова, и начала с имени «Исаак».

* * *

Суперинтендант Блэкман подъехал к коттеджу Родник на черном автомобиле, за рулем которого сидел молодой констебль. Верх был откинут, так что их обоих припорошила белая пыль здешних дорог. Блэкман протирал стекла очков, когда Пудинг бросилась к машине, чтобы узнать новости и пригласить полицейских в дом, но суперинтендант поднял руку, призывая ее набраться терпения. Он снял шляпу и как раз стряхивал с нее пыль, когда вышел доктор Картрайт и встал рядом с дочерью.