– Полагаю, они не решались сделать это без согласия ее родителей. И потом, у них не было ни фартинга. Клемми была не похожа на прочих девушек. Она не могла уехать отсюда. Ей нужны были ферма и семья. А кроме того, тебе неизвестно, какую…
Некоторое время они сидели молча. Пудинг машинально поднесла чашку к губам, но вовремя спохватилась и не стала пить. Несправедливость и бессмысленность смерти Алистера вызывали такую боль, о которой невозможно забыть ни на минуту. Она знала, что не должна больше ничего говорить о нем, но не могла заставить себя уйти, пока не сделает этого.
– Да уж, – сказала она. – Бедный мистер Хадли…
– Да, бедный, что есть, то есть, – прервала ее мамаша Таннер. – Видит Бог, он был хорошим человеком. Но порой мы вынуждены расплачиваться за поступки, совершенные другими.
– Он не должен был ни за что расплачиваться! Это не могло иметь к нему никакого отношения, если его отец не был настоящим убийцей!
– Это так, – загадочно проговорила мамаша Таннер.
Дверь открылась, и через порог перешагнула жена Илая, Триш, неся тяжелый мешок. Затем она с глухим стуком опустила его на пол и выпрямилась, желая размять спину. Проснувшись от шума, Исаак Таннер открыл воспаленные, слезящиеся глаза, которые все еще сохраняли синеву, и взглянул на нее. Она обернулась.
– Все в порядке, Энни, – устало поприветствовала Триш мамашу Таннер. – Я запросила хорошую цену за них.
Когда глаза Триш Таннер привыкли к полумраку, она заметила гостью и уставилась на нее с открытой враждебностью. От ее взгляда Пудинг поежилась.
– Молодец. А теперь ступай присмотри за свиньей, чтобы та не придавила остальных поросят, слышишь? – проговорила мамаша Таннер.
Триш скрестила руки и поджала губы, но повиновалась без слов.
– Ей не нравится, когда говорят о Клемми, – пояснила мамаша Таннер, когда Триш ушла. – Боже, помоги этой женщине, в свое время бедняжка без памяти влюбилась в Илая. Он женился на ней только из-за этого, и она это знает. Он никогда не переставал любить Клем, и об этом она тоже догадывается.
– Что вы имели в виду под вашим «это так»? – обратилась Пудинг к мамаше Таннер. – Нет сомнений, где находился отец Алистера во время убийства.
– Действительно нет, – согласилась та.
– Что же тогда? – не отставала Пудинг.
Мамаша Таннер посмотрела на нее внимательным взглядом, словно взвешивая, что говорить, а что нет. Как и раньше.
– Ты говорила с этим старым жестянщиком Хилариусом, ведь так? – сказала она наконец.
– Да. Хотя нет… не знаю. О чем?
– Он, знаешь ли, обязан семейству Хадли жизнью. Они взяли его, когда тот был совсем крохой. Родителями малыша были бродячие жестянщики. Однажды ночью, когда никто из жителей Слотерфорда не впустил их обогреться, они замерзли в снегу. Зима тогда выдалась лютая, уж поверь мне. Не то чтобы Хадли растили его как приемного сына, но они кормили его, позволяли жить в тепле, а потом дали работу. Ему было, пожалуй, около пяти, когда он появился в этих краях, и с тех пор постоянно живет здесь.
– Не может быть! – воскликнула пораженная Пудинг. – Вы хотите сказать, что… именно о нем говорится в истории «Дитя под снегом» из моей книжки? – (Мамаша Таннер пожала плечами.) – Она называется «Ужасающие убийства». В ней написано, что погибшая семья ходила от двери к двери, прося убежища, и каждый, кто отвернулся от них, отчасти виновен в их смерти. Его мать и отец замерзли, лежа по обе стороны от мальчика и его сестры. Они умерли, пытаясь согреть детей.
– Мерзкая история, и с тех пор вся деревня несет на себе вину. Люди так никогда и не подобрели к Хилариусу. Казалось, тот ненавидит их, понимаешь? Ожидали, что он как-то им отомстит. Чувствовали, что они этого заслуживают. – Мамаша Таннер покачала головой. – Мне было шесть лет, когда это случилось, но я все помню. Они пришли и к нам. Мы отвернулись от них, как и все. У нас не было ни места, ни еды, ни дров, чтобы развести огонь. Моя бабушка умерла той зимой из-за отсутствия горячей еды. Мы слышали, как они стучали, и даже не открыли дверь. Не хотели впускать холод. Так что мы виноваты не меньше, чем остальные.
– Они, должно быть, стучались и к Хадли, но туда их тоже не впустили. Те, наверное, чувствовали себя виноватыми, потому и забрали мальчика, да?
– Кто знает? Однако он предан их семье, можешь не сомневаться. Он обязан Хадли всем, что у него есть, и не станет зря болтать языком. Ну, разве ты задашь нужные вопросы напрямик. Врать он не будет. Ты это заметила? Он говорит мало, но за сказанное отвечает, и его слова всегда правдивы.