Потаенные места

– У него была одна черта… Я назвала бы ее безрассудством. У моего племянника она тоже имелась, но это было не так заметно, и я делала все возможное, чтобы оградить его от самого себя. Но у брата не было страха вообще. Верней, он любил страх. Ему нравился азарт опасности. Глупые ставки, глупые деловые сделки, глупые связи. Когда мы были детьми, во время одной поездки на море он прыгнул в воду с высокой скалы, на которую никто даже не пытался подняться. Оказывается, он поспорил с друзьями. Глупый мальчик. Сломал лодыжку, когда упал в воду, но ему было все равно, потому что он выиграл пари. Всегда скачки, всегда восхождения, всегда азартные игры. Он всегда рисковал. То деньгами, то жизнью, то репутацией… Он изменился, когда стал постарше. Добрая сторона его характера вышла на передний план. Но устоять перед соблазном заключать пари он не мог. Брат погиб, когда мчался верхом наперегонки с другом из Чиппенхема в Лакок[68]. Они устроили гонки по бездорожью. Ульгат[69], новый гунтер Роберта, рослый вороной скакун, сильный, как бык, против гнедой кобылы Алистера. Легкой, сложением скорей напоминающей чистокровку, а потому не слишком выносливой на пересеченной местности. – Нэнси умолкла, словно вглядываясь в представшую перед ней картину из прошлого. – Это было чистое безумие. Они не думали о дороге, не обращали внимания на живые изгороди на своем пути. Лошади были молодые, земля мокрая, а расстояние слишком большое. Как рассказывал впоследствии Роберт, они взяли изгородь бок о бок и не увидели канаву на противоположной стороне, а потом было уже слишком поздно. Обе лошади упали. Роберт свалился удачно и только ключицу сломал. Алистер попал под свою кобылу, и та его просто раздавила. Лошадь потом пришлось пристрелить, а Алистер умер прежде, чем кто-либо успел оказать ему хоть какую-то помощь.

Нэнси отвернулась от портрета, как будто рассказанная ею история разбудила в ней старый гнев по отношению к брату.

– Возможно, это было даже хуже, чем то, что случилось с моим мужем, – сказала Ирен, которой вино, по-видимому, развязало язык. – В некотором смысле. Ведь ваш брат мог этого избежать.

– Он мог не умирать? Нет-нет, я понимаю, что вы имеете в виду. Возможно, отчасти вы правы. Я злилась на него долгое время. Злилась ужасно. Не знала, что делать с собой. И я заставила бедного Роберта ужасно страдать. Ведь это он предложил устроить ту безумную скачку, понимаете. Проклятый дурак. Он знал, что мой брат не откажется. – Она покачала головой и взяла детскую фотографию молодого Алистера, вставленную в рамку. – Слава богу, у меня оставался племянник, о котором требовалось заботиться. Не знаю, что бы я делала иначе. Я жила только им. – Она держала фотографию на уровне талии и медленно наклонялась над ней, словно получив удар в солнечное сплетение. – И теперь его тоже не стало. В этом нет никакого смысла. – Ее голос был глухим от горя. Ирен попыталась положить руку ей на плечо, но та отмахнулась. – Нет, пожалуйста, не надо. Похоже, теперь мне трудно выносить прикосновения.

– Мне так жаль, Нэнси, – проговорила Ирен, пытаясь придумать, что еще она может добавить. – Я скоро уеду. Вам не придется долго терпеть мое присутствие. И я… я не стану выгонять вас из дома, так что, пожалуйста, не беспокойтесь об этом.

– Вы уезжаете?

Голова Нэнси быстро поднялась, и женщина пристально поглядела на Ирен. Та сглотнула:

– Ну да… Я думала, вы будете рады.

– Рада? – недоверчиво повторила за ней Нэнси, как будто само это слово было ей неизвестно. – Но вы же последняя Хадли, Ирен. Ваше место здесь, на Усадебной ферме, куда вас привел Алистер. Нас осталось двое. Разве только?.. – Она продолжала буравить Ирен взглядом, пока та не отвела глаза.

– Только что? – тревожно спросила она.

– Разве только есть шанс… продолжить род Хадли? – Нэнси подождала и, убедившись, что Ирен, похоже, ее не поняла, добавила: – Существует ли хоть какой-то шанс, что вы беременны, Ирен?

В ее голосе прозвучала надежда, вызвавшая у Ирен приступ жалости. Она знала, что шансов нет никаких, – как и Клара с Флоренс, потому что месячные начались ночью тремя днями ранее, испачкав простыни. Мысль, что придется развеять последнюю надежду Нэнси и вновь проявить себя совершенно никчемной, казалась невыносимой, но Ирен взяла себя в руки и покачала головой:

– Мне очень жаль, Нэнси, но, увы, никаких шансов нет.

– Ах вот как. Жаль, – тихо произнесла Нэнси.

– Вы могли иметь и собственных детей, не так ли? Алистер говорил, у вас были женихи… Кажется, вы даже были помолвлены?

Нэнси ответила не сразу. Она огляделась вокруг, рассматривая темные уголки комнаты, словно исследуя свою память.

– Да, была, – коротко сказала она.

– Что же случилось? – спросила Ирен, неожиданно осмелевшая в тот ужасный день.