Потаённые страницы истории западной философии

Чтение и знак – понятия соотносительные, подобно аристотелевским примерам господина и раба, не существующих друг без друга. «Господин» всегда «господин раба», «раб» – «раб господина»; нет одного, нет и другого. То, что называют «чтением», есть всегда «чтение знаков», а где эти знаки располагаются, для чтения не имеет значения: на бумаге, холсте, песке, небе, в книгах, в свитках, в звуках, в запахах. Не абстрактный «семиозис» образует «знаковую ситуацию», а любой реальный процесс «чтения». Знак существует исключительно в парадигме чтения. Знак читаем – и эта ситуация весьма далека от сигнализации. Сигнализация прагматична, чтение не прагматично. Как известно, читать можно совершенно не нужные вещи, причем чтение ненужных вещей может образовывать нужное знание впрок (отсроченное знание).

В прагматизме Ч. Пирса знак и сигнал отождествлены, после чего терминологическая путаница и бесконечные оговорки становятся неизбежными. Все термины, которые вводит Пирс, он сам же вынуждено оговаривает. Знаки-де делятся на иконки, индексы и символы, только в реальных знаках от каждого понемногу: «…самые совершенные из знаков те, в которых иконические, индексальные и символические признаки смешаны по возможности в равных пропорциях» [Семиотика, 1983, с. 106]. Мудро.

В отличие от глубокомысленного «семиозиса» Ч.Пирса, при реальном чтении знаков все знаки делятся однозначно на условные и естественные. Знак при чтении всегда материальная вещь, причем по происхождению либо искусственная, либо не искусственная – «третьего не дано». Даже тот факт, что вещи искусственного происхождения сделаны из природных материалов, ничего не меняет. Совершенно иная ситуация у Ч. Пирса. Спрашивается, зачем естественные знаки типа дым-огонь Пирс называет знаками-индексами, «знаками по смежности»? Вся «смежность» сводится к паре «причина-следствие». Между тем, эта уловка необходима Пирсу для дальнейших рассуждений, когда речь пойдет о математике и её «символах». Загадка в том, что алгебраические расчеты вроде осуществляются в условных знаках, но условные операции почему-то реально приводят к верному результату. Получается, что алгебра аналогична химии: в химии ряд реальных преобразований приводит к реальному результату. Придуманный Пирсом «знак по смежности» якобы объясняет сразу и математику, и язык по принципу кукольного театра: движения куклы и рук кукольника координированы. Объяснения очень странных феноменов математики и языка у Пирса идут в духе «очевидностей» эпохи Просвещения: сознание – функция мозга, религия – встреча дурака с обманщиком. Знак-индекс у Пирса является условно-безусловным: сохраняя театрально-кукольным образом причинно-следственную связь, индекс безусловен; будучи обозначением, индекс условен. Возникает теоретическая химера, которой можно объяснять всё что угодно: хоть язык, хоть математику, хоть музыку с поэзией.

В отличие от теоретизирований Пирса, язык как таковой, в том числе язык математики («язык чисел»), основан не на индексах, поэтому требуется понимание «теории сказываемого» Аристотеля. У Аристотеля не слово является знаком вещи, а вещь является знаком рассказов о ней наряду с именем вещи. Вещь и имя совершенно равноправны по отношению к обозначению рассказов о вещи, от чего и возможно, например, в грамматическом предложении заменять имя на местоимение или вообще заменять имя указанием на «он», «она», «это», «те», «там». Число как таковое аналогично местоимению в языке. Например, «9», «IX» – это не число яблок или веков, а серия отношений типа 36:4, 63:7, 117:13. Если «рассказы» о такого рода отношениях приравнять друг к другу, тогда и возникнет «это = 9». Аналогичным образом существует понятие «окружность»: математик не будет представлять себе блины или солнце с луной, даже круг не будет представлять себе, поскольку окружность есть геометрическое место точек на плоскости, равноудаленное от точки отсчета. Солнце, блин, луна в их видимости будут подстановкой, «суппозицией» этого определения. Никакой причинно-следственной связи между видимым солнцем и определением окружности нет и в помине, хотя что-то такое «общее» есть – «индекс!» – возопит последователь Ч. Пирса. Более того, в знаках-индексах типа «окружность», «круг», «шар» сам Пирс потребовал бы еще увидеть «икону» и «символ», – что невооруженным глазом заметно. Только «шар» в математике не определяется по отношению к яблокам или арбузам, потому и не является знаком-индексом. «Шар» в математике представляет собой не «круглые вещи» в качестве знака-индекса, а «геометрические место точек», «вращение круга вокруг диметра», фигуры с объемом в соответствии с определенной формулой, и еще бог знает какие «определения». Любое определение в математике начинается с местоимения «это»; символ в математике именно «это» и обозначает собой. Математические понятия «местоименны», что необходимо и удобно для чтения, но бесполезно при сигнализации.