Потаенный свет

Скейгс сообщил мне одну новость: после ограбления в политике банка произошли перемены, в частности, он больше не дает выставочных, как он выразился, займов кинопромышленникам.

– О чем это свидетельствует? – сказал он. – О том, что один раз обжечься – это урок. Но дважды обжечься – глупость. Нет, мистер Босх, дураков в нашем банке не держим. Вторично мы не обожжемся. Эти люди нас больше не проведут.

Я слушал и поддакивал.

– Значит, вы полагаете, что все началось у «этих людей»? Что идея ограбления возникла там, а не в банке?

Подобная мысль вызвала возмущение Скейгса.

– Именно там. Вспомните бедную девушку, которую убили. Она у них работала, а не у меня.

– Да, но убийство могло быть частью преступного замысла. Чтобы посеять подозрение в отношении людей в кинокомпании. Это мог сделать кто-нибудь из ваших служащих.

– Абсолютно исключено! Полиция прочесала здание, проверила всех и каждого. Страховая компания проделала то же самое. Нет, сэр, у нас в банке все чисто.

– В таком случае вы не будете возражать, если я тоже побеседую с вашими сотрудниками? Мне хотелось бы встретиться с Лайнусом Саймонсоном и Джослин Джонс.

Скейгс понял, что попался. Как он мог отказать в просьбе после громогласных заявлений о непричастности своих служащих к преступлению, об их честности?

– Отвечаю: и да, и нет, – произнес он. – Джослин по-прежнему работает у нас. Она сейчас помощник заведующего нашим филиалом в западном Голливуде. Можете встретиться с ней.

– А Лайнус Саймонсон?

– Он ушел от нас после того ужасного дня. Вы, очевидно, знаете, что его ранили. К счастью, рана оказалась не смертельной, не то что у Реймонда Вона. После госпиталя он взял отпуск по болезни, а потом и вовсе подал заявление.

– Ушел с работы?

– Да.

Об этом не упоминалось ни в «убойной книге», ни даже в записях Жатмари. Несколько недель после происшествия Саймонсон находился все еще в больнице и, следовательно, числился служащим банка. Выздоровев, он уволился, и следствие о нем забыло.

– И чем он стал заниматься?

– Тогда знал, но сейчас понятия не имею. Я расскажу, что было дальше. Лайнус нанял адвоката, и тот начал готовить материалы против банка. Нанесение вреда здоровью и прочая чепуха. Они умолчали о том, что Лайнус сам вызвался ехать на съемочную площадку, а это существенно меняет дело.

– Он сам захотел быть там?

– Конечно. Молодой парень, вырос в городе, вероятно, мечтал сделать карьеру в кино. Кто об этом не мечтает? Решил, что повертеться целый день среди киношников полезно. Он попросил у меня разрешения, и я ответил: «Прекрасно, поезжай». Мне все равно было нужно, чтобы там присутствовал мой человек. Я имею в виду – помимо Реймонда Вона.

– И он подал иск или просто пошумел?

– Ограничился угрозами, но они подействовали. Мы дали ему отступного.

– Много?

– Не знаю. Я спросил об этом нашего юриста Джеймса Формана, но он сказал, что условия соглашения не подлежат разглашению. Думаю, однако, Лайнусу порядочный куш отвалили, если он ночной клуб купил, и не простой, а выдержанный в голливудском духе.

Джеймс Форман. Его портрет я видел в приемной Джанис Лонгуайзер.

– Джеймс Форман – ваш адвокат?

– Он наш консультант, внештатный.

– Вам известно название клуба, который купил Лайнус?

– Нет.

Я сидел и глядел на переливающийся всеми цветами радуги туман за окном. Глядел, но ничего не видел. Я углубился в себя, почувствовав знакомое волнение, ту благодать, которую дает моя религия.

– Мистер Босх, через пять минут у меня совещание.

Я очнулся.

– Прошу прощения, сэр. У меня, кажется, все. Во всяком случае – пока… Не могли бы вы до совещания позвонить Джослин Джонс и предупредить, что я еду к ней? И мне нужно знать, где находится ее филиал.

– Ну, это не проблема.

34

По пути в филиал банка Лос-Анджелеса в западном Голливуде, где меня ждала Джослин Джонс, я сообразил, что у меня есть полчаса свободного времени, и поехал на Голливудский бульвар. После ухода из полиции я не бывал здесь, и мне хотелось посмотреть свой прежний участок. К тому же в газетах писали, что бульвар сильно меняется.

Асфальт поблескивал на солнце, но витрины магазинов и административные здания на Вайн-стрит все так же дремали под полувековым слоем осадков смога. Нет, ничего не изменилось. Но, миновав перевал Кауэнга и оказавшись на Хайланд, я заметил значительные перемены. Новые отели – не те, где сдают номера на час-два, огромные кинозалы и торговые центры с дорогими ресторанами, роскошные особняки. На улицах полно народу. Медные звезды, вделанные в плиты тротуаров, надраены до блеска. Стало чище, красивее, и все какое-то ненастоящее. Однако если выразить мои впечатления одним словом, то это слово «надежда». Надежда и сила. В бульваре было какое-то очарование. Отсюда, из сердцевины города, по замыслу должно, как волны от землетрясения, пойти обновление, захватывая все новые и новые кварталы. Лет пять назад я бы первым сказал, что план провалится. Наверное, я был не прав.