Она нервно кивнула, и я надеялась, что скоро она перестанет выглядеть перепуганным кроликом, в противном случае кто-нибудь заметит, что ей неожиданно привалили деньги. Она быстро опустила монеты в карман своего фартука, а я побежала к двери, где Себастьяно уже с нетерпением поджидал меня.
– Что это у тебя? – спросил он на пути к экипажу.
– Эта штука? Её называют ретикюль. Это что-то вроде сумочки.
– Нет, я имею в виду: что у тебя в нём?
– О, кошель с деньгами. И… э-э… кое-что почитать по дороге. – Заметив его взгляд, я быстро добавила: – Это всего две тоненькие книжечки! Только Байрон и Джейн Остин! Я знаю, что этого нельзя делать. Но Себастьяно, это же
Я умоляюще смотрела на Себастьяно:
– Такого, как с бриллиантами в морозилке, больше не повторится, на сей раз я буду бдительнее, обещаю!
Он вздохнул:
– Ну как хочешь. Всё равно те, кому книги попадутся на глаза, сочтут их подделкой.
Об этом я вообще пока не думала, а ведь это лежало на поверхности. Я задумчиво остановилась посреди улицы.
– Знаешь, я могла бы…
– Нет. Британская энциклопедия останется в книжном шкафу.
На сей раз была моя очередь вздыхать:
– Ну, хорошо.
Джерри уже спрыгнул с облучка и раскрыл перед нами дверцу:
– Миледи, милорд.
– Джерри, ты спокойно можешь называть нас по именам, – сказала я так тихо, что Жако, морщинистый грум на запятках, не мог услышать. – Ты же знаешь, что мы не аристократы.
Он покраснел под веснушками и неуверенно улыбнулся:
– Это будет производить плохое впечатление, если я на людях буду говорить с вами как с приятелями, так что лучше не рисковать.
– И всё равно ты отличный товарищ, – сказала я. Преобразователь сделал из этого слова
– Куда едем, милорд? – спросил Джерри.
Себастьяно, уже одной ногой в экипаже, повернулся к нему:
– На Спитлфилдз.
– О. Вы хотите…
– Да, – спокойно сказал Себастьяно. – Мистер Маринеро ждёт нас там.
Джерри выглядел сокрушённым, много вопросов стояло у него в глазах, но он ничего не сказал, а захлопнул дверцу и занял своё место на облучке. Сразу после этого он щёлкнул кнутом, и упряжка лошадей тронулась. Вскоре экипаж покатился в стабильном темпе по улицам Сити в восточном направлении. Я молча откинулась на плечо Себастьяно. Моя голова разом наполнилась заботами.
В свете дня на Спитлфилдзе было ещё безотраднее, чем ночью. Утлые домишки были погружены в туман от вонючего кухонного чада, который выбивался изо всех щелей, а люди были одеты так бедно, что мне захотелось сразу выйти и раздать все мои оставшиеся деньги; главным образом детям, таким худым и бледным, что у меня сжималось сердце. Но Себастьяно с сожалением покачал головой, когда я предложила раздарить свои монеты.
– Тогда мы навесим себе на шею сотни попрошаек и уже никогда не доберёмся до церкви.
Всё вокруг казалось грязным и запущенным. Мы проезжали мимо фабрики, откуда доносился оглушительный шум. Те, кто там работал, рано или поздно обречены были на потерю слуха или полную глухоту.
– Видимо, ткани, – ответил Себастьяно на мой вопрос, что тут производят. – А грохот исходит от паровых машин.
И верно, я об этом читала. В эту эпоху при помощи паровых машин Англия сильно продвинулась в новую эру – эру индустриализации и массового производства. Ценой бедных людей, которые израбатывались ради этого.
Хосе ждал нас у маленькой церкви. Он казался непривычно мрачным, лицо было изрыто морщинами больше обычного.
– Что случилось? – спросил Себастьяно.
Хосе лишь коротко покачал головой и взглянул на Джерри, который передал экипаж груму и пришёл к нам в церковь. Пока мальчик был рядом, Хосе не мог говорить с нами откровенно.
Однако внимание Джерри как раз отвлекли.
– О боже, – в тревоге воскликнул он. – Опять эта женщина. Она направляется прямиком к нам.
Я обернулась – и правда, на нас с широкой улыбкой надвигалась Молли Фландерс. На сей раз она была вся в розовом, а на её поднятых вверх локонах громоздилась башня из страусиных перьев.