Потайная дверь

– Вам не следует подходить к открытой двери, сэр, – строго сказала она. – В вечернем воздухе вы можете простудиться. Ваши бронхи ещё не отошли после пожара, вы же знаете.

Потом она взглянула на меня и широко раскрыла глаза:

– Какими судьбами… – Она запнулась и крикнула через плечо: – Мистер Тёрнер! Та белокурая девушка!

Мне показалось, что я попала в сюрреалистический фильм. У меня за спиной колыхался туман, передо мной был холл, слабо освещённый свечой, а в проёме раскрытой двери, чётко очерченный, будто вырезанный ножницами, силуэт мистера Тёрнера-старшего в его огромных комнатных тапках и экономка, которая смотрела на меня так, будто я была из инопланетных Чужих. Потом по лестнице спустился мужчина, которого я пришла навестить (вернее: не упускать из виду, не знаю уж, что это могло значить). С его появлением вся сцена стала ещё запутанней, если это только было возможно, потому что он держал в руке кисть, с которой капала краска, а в другой руке – незавершённую картину. Она была не очень велика, а свет горел неярко, однако личность, изображённую на картине, я всё-таки узнала – то была я сама.

* * *

Мистер Тёрнер уставился на меня как на привидение.

– Я знал, что вы вернётесь, мисс Фоскери. – Он повернулся к экономке: – Пожалуйста, принесите для нашей гостьи чашку чая в салон, миссис Теккерей. И проводите отца в постель.

Миссис Теккерей что-то пробурчала себе под нос, из её бормотания я различила лишь слова «дурное предвестие» и «определённо, ведьма», но она удалилась, не высказывая возражений, и увела с собой старого мистера Тёрнера.

– Идёмте, – пригласил меня художник.

Я последовала за ним через холл, в котором всё ещё чувствовался запах дыма, хотя подпалённые панели и закопчённые обои были уже ободраны и всё было приготовлено для ремонта; вдоль высоких стен стояли леса, и повсюду лежали строительные инструменты.

Мистер Тёрнер привёл меня в библиотеку, похожую на нашу (я уже привыкла к роскоши, а ведь пора было отвыкать от дворца на Гросвенор-сквер как нашей собственности), только здесь висело больше картин. Разумеется, все они принадлежали кисти мистера Тёрнера.

Он поставил свежую работу на мольберт и пригласил меня сесть, однако я была слишком зачарована картиной. Он написал её в своём характерном стиле, то есть немножко размыто, с плавными очертаниями, однако моё лицо было хорошо узнаваемо. Оно застыло в испуге. Я распахнула глаза от ужаса, подняла ладони, загораживаясь. Я невольно похолодела, глядя на своё изображение. Как будто я смотрелась в зеркало, которое показывало мои самые сокровенные чувства. Вероятно, в этот момент я выглядела так же, как на картине.

Однако чувствам было куда нарастать, поскольку я тут же заметила, что картина на мольберте оказалась не единственным моим портретом в библиотеке. Было ещё три полки, на которых стояли мои портреты, они ещё не просохли, и на каждом из них я выглядела так, будто бежала от убийцы. На последнем я оглядывалась через плечо, открыв рот в беззвучном крике.

– Как они вам нравятся? – спросил мистер Тёрнер, полный ожидания.

Я сглотнула.

– Они… э-э… необычные. И сразу три одного рода… Я имею в виду, почему вы… – Я запнулась, потому что понятия не имела, как выразить словами то волнение, которое бушевало во мне.

– Почему я вас написал? – Мистер Тёрнер пожал плечами. – Я не знаю, почему я пишу тех или иных людей или мотивы. Я просто должен это делать. Картины у меня в голове, и они просятся наружу. Причём не однажды, а по нескольку раз. Видите же, каждая картина имеет много лиц, и все просятся показаться.

– И такой вы меня увидели? – удручённо спросила я. Потом мне пришла в голову мысль, которая всё объясняла. – Да вы же видели меня на пожаре! – сказала я с облегчением. – Я тогда и в самом деле перепугалась!

Он отрицательно покачал головой:

– Нет, на пожаре вы выглядели не испуганной, а, наоборот, решительной. А эти портреты здесь – другие образы. Они… – Он прокашлялся и сказал, извиняясь: – Я знаю, что это должно показаться вам абсурдным, но я скажу как есть: это видения.

– Видения? – эхом повторила я слегка дрожащим голосом.

Он кивнул:

– Картины возникают у меня перед внутренним взором, и я вынужден их писать. В точности как вон та. – Он указал на картину на стене у камина. Освещённая свечами, она излучала нечто таинственное и вместе с тем угрожающее. Я сразу узнала, что было написано на картине – каменный круг Стоунхенджа. Но не он был на картине зловещим, а человеческая фигура, которая металась там среди камней и, судя по всему, от кого-то бежала.

– И это тоже… – с усилием выдавила я.

Мистер Тёрнер кивнул:

– Да, это вы. Я называю это «Страх смерти». Как она вам?

У меня было такое чувство, что меня кто-то должен удержать. В это мгновение вошла миссис Теккерей с чаем. Она подозрительно оглядела меня, но ничего не сказала. Мистер Тёрнер размешал сахар в своей чашке и заявил, что у него редко бывали такие визионерские периоды творчества, как в последние дни.