Само имя какое-то дьявольское у этого человека. До него я знал только одного Питеркина, мальчика из «Кораллового острова». Но этот Питеркин не имел ничего общего с юным героем Р.-М. Бэллентайна. Это вам не маленький мальчик. Мой Питеркин — настоящий гигант. Вернее, был им. Что-то около одного метра девяноста сантиметров. Прочный как гвоздь, крепкий как дуб, косая сажень в плечах — все эти избитые выражения вполне к нему применимы. Для тех, с кем он хотел подружиться, на его лице появлялась широкая улыбка, но она сияла не часто, потому что Питеркин был человеком замкнутым.
Должен сказать, его стремление к уединению совсем не такое, как у нас, когда мы, добропорядочные граждане, включаем телевизор, запираем дверь и не открываем никому, ибо не желаем, чтобы нас трогали. Нет, замкнутость Питеркина была совершенно другой. Он порой нуждался в тишине и стремился к уединению. Однако хамом он не был, и если посягали на его жизненное пространство, Питеркин просто извинялся и уходил, причем далеко — порой за сотни километров.
Я дважды защищал его в суде. Мою визитную карточку ему дал Боб Коллис, бывший полицейский, суперинтендент в отставке и мой дальний родственник. Он разбрасывает мои карточки, словно конфетти, всякий раз, как приходит в управление навестить старых друзей. В первый раз Питеркин был осужден за уличную драку. Трое подвыпивших юнцов набросились на него, чтобы отобрать деньги и на них купить пива, но Питеркин отбился. На беду, один из них умер, и Питеркина обвинили в убийстве.
— Обвиняемый мог просто избить парня, — сказал мне прокурор, — а он предпочел свернуть ему шею.
— Несчастный случай, — парировал я. — Он не хотел этого.
— Да вы посмотрите на него. Этот молодец отлично знает, что делает.
Мне нечего было возразить. В этом большом человеке чувствовалась какая-то внутренняя твердость. Казалось, он многое знает и понимает по-своему. Я тогда подолгу разговаривал с ним и каждый раз все больше убеждался, что за кажущейся мягкостью характера моего Питеркина скрывается сильная воля, и этот человек не совершит необдуманного поступка. Несомненно, только мертвецки пьяному взбрело бы в голову связаться с ним.
Он получил три месяца. Выйдя из тюрьмы, Питеркин уехал. Куда — точно не знаю, но он всегда зарабатывал себе на жизнь тяжелым физическим трудом: был ловцом жемчуга в Бруме, грузил руду в Хедленде, валил лес на юго-западе. Он перепробовал все, что приносит хороший заработок настоящим мужчинам. Я лишь никак не мог понять, почему он выбирает именно такую работу. Он не был глупцом и не относился к тем, кто в жизни полагается только на физическую силу. В его глазах светился ум, это было видно сразу.
Положим, в первый раз он попал в тюрьму по недоразумению. Положим, я плохо его защищал. Во второй раз все обстояло иначе. Начнем с того, что я считал его честным человеком.
— Я устал от работы, — говорил мне Питеркин. Он так и не избавился от своего акцента. — Хочу снова увидеть свою страну.
— Где она, твоя страна?
— Это Черногория.
Значит, он югослав, как и многие новоиспеченные австралийцы.
— Ты потому и сделал это? Чтобы оплатить проезд?
Улыбнувшись, он вежливо кивнул.
— Расскажи.
— В прошлый раз в тюрьме я встретил мужчину. Он говорил, что, если нужны деньги, он знает, как достать.
— Продолжай.
Питеркину было смешно; ему светил год или три тюрьмы, а он веселился.
— Золото, — ответил он с улыбкой. — Вы разбираетесь в золоте?
— Все западные австралийцы разбираются в золоте, Питеркин. Ты это знаешь.
— О'кей. Одна унция песка стоит три — пять долларов США. А самородок в унцию?
— Намного больше.
— В два раза. В три раза. Тот человек назвал мне цену.
А еще тот человек рассказал ему, как соорудить печь. Это давний, с большой седой бородой трюк. Вы покупаете немного золотого песка, достаточно одной или двух унций. Где-нибудь в тихом месте разводите огонь. Пока ваша печурка раскаляется градусов до трехсот, чтобы мог расплавиться песок, роете в земле небольшую ямку и кладете туда несколько кристаллов кварца и, может быть, для большей достоверности, чуть-чуть серебра. Его можно соскрести с ручки тетушкиной ложечки для соли. Когда золото в тигле расплавится, берете его щипцами и выливаете содержимое в ямку. Потом подбрасываете туда еще немного пустой породы, чтобы получился сплав, напоминающий неправильной формой естественный самородок.
Затем можно сесть и покурить, пока «самородок» не остынет и не перестанет обжигать руки. А когда он готов, вытаскивайте его и отправляйтесь искать какого-либо простофилю.
Питеркин спорил с полицией и со мной, что его поступок вовсе не был нечестным. Он утверждал: сама мать-природа создавала свои самородки точно таким способом. Значит, покупая золото у Питеркина, вы все равно приобретали настоящий самородок. Разницы нет никакой.