Я сказал, что, по-моему, Питеркин одно время занимался ловлей лангустов. Священник рассеянно кивнул.
— Он все приготовил. Купил могилу. И даже заказал себе надгробную плиту.
— Когда он это сделал?
— Понятия не имею. Думаю, довольно давно. Она у нас на складе.
— Я хотел бы взглянуть на нее.
— Пожалуйста, пойдемте.
Мы собрались уходить, я заметил, что за нами наблюдает какой-то парень в темной шляпе. Он уже некоторое время стоял метрах в ста от нас.
Плита, завернутая в гофрированную бумагу и перевязанная бечевкой, была прислонена к асбестовой стене.
— Их нечасто готовят заранее, — заметил священник. — Люди ведь не знают, когда умрут. Да, по-моему, и не хотят знать.
Он перерезал бечевку перочинным ножом, убрал бумагу, и мы принялись разглядывать плиту. Обычно на надгробиях красуются довольно многословные надписи: «Горячо любимый супруг Элизабет Мэри и отец Альберта, Генри, Джейн, Элизы» и так далее плюс даты рождения и смерти. На этой же было выведено лишь одно слово «Питеркин» и рисунок — древесный листок, высеченный так же грубо, как и само имя.
Смело. Понятно, что он сделал это собственноручно.
Через несколько минут я уже ехал обратно на юг. Ничего не поделаешь.
К моменту возвращения в Перт спидометр накрутил внушительную цифру, а выяснить в этой поездке так ничего и не удалось.
Но вот наступило утро и пришла почта.
Среди всяческих сообщений о компьютерных принтерах, шкафах для хранения файлов или системе страхования жизни оказался пакет, упакованный настолько тщательно, что вскрыть его удалось только при помощи ножа и ножниц. Внутри оказался еще один пакет, белого цвета, тоже добросовестно заклеенный. Когда я вспорол и его, в моих руках оказалась пачка долларов.
Очень много денег, это было видно невооруженным глазом. Я сидел довольно долго, уставившись на купюры, по-моему, даже открыв рот. В конце концов я все-таки пересчитал их. Это были американские банкноты, пятьдесят пять штук по тысяче долларов. И еще купюра достоинством в один доллар, обычный доллар, за исключением того, что на нем был изображен знак в виде древесного листа.
«Хорошо, — сказал я себе, пытаясь рассуждать логично, как полицейский. — Ни тебе проблем, ни тайн. Эти деньги пришли от Питеркина. Очевидно, послал их не он сам, поскольку был уже мертв в тот момент, когда бандероль пустилась путешествовать по неторопливым, но надежным каналам австралийской почты».
И тут меня озарила новая мысль: мне присланы те самые пропавшие деньги, и теперь они возвращены официальному представителю правосудия, каковым я как адвокат являюсь. И организовать это не так уж сложно. «Послушай, приятель, подержи у себя мой конверт и, если я вдруг умру, брось его в почтовый ящик». Все-таки Питеркин оказался честным человеком, хоть прежде и грешил по малости. У меня было какое-то отрадное чувство: круг замкнулся самым достойным образом.
Я думал о Питеркине, о его жертвах-американцах и той неумолимой леди, жене туриста — не дай Бог встретиться с подобной дамой! — и о пятидесяти тысячах долларов, которые, как уверяла эта парочка, они отдали Питеркину.
Пятьдесят тысяч. Раздобыв такие деньги, парень на радостях махнул к себе на родину в Черногорию отдохнуть, встретиться со старыми друзьями и попить сливовицы. Я раньше задавал себе вопрос: сколько же он потратил на свою милую поездку? Теперь стало ясно, что нисколько и даже где-то заработал еще пять тысяч. Очень толково.
Передо мной лежали манящие банкноты, и я продолжал логически рассуждать. Да, он получил некоторую прибыль. Ведь он мог вложить деньги, например, в строительную компанию. В конце концов это всего десять процентов, но с тех пор, как за Питеркином захлопнулись тюремные ворота, на бирже Перта можно было получить за акции намного больше. Может, он хотел вернуть эти деньги туристу и даме с лупой? Пусть так. Тогда зачем посылать их лично мне, Джону Клоузу, бывшему многообещающему сотруднику процветающей пертской фирмы, а теперь одинокому игроку на большом игровом поле закона? Ведь Питеркин об этом прекрасно знал. Джон Клоуз может запросто прикарманить деньги. И Джон Клоуз вправду чувствовал, как велик соблазн. «Никто не узнает, — нашептывал ему сатана, — что тебе прислали деньги. Они не зарегистрированы». Вот такие мыслишки меня одолевали.
Не думаю, что я в самом деле втихую присвоил бы их. Но все же сразу подавил в зародыше свои криминальные мысли, ибо меня вдруг осенило: все продумано заранее! Продумано кем-то, вероятно Питеркином, который на камне высек один лист и нарисовал другой, рассчитывая, что я уловлю тайную связь между ними. Я пришел к выводу: разрабатывая такой сложный план, он наверняка предусмотрел какой-нибудь ход, чтобы вороватый судейский не смог хапнуть крупную сумму.
А почему, собственно, план? Вряд ли он намеревался адресовать это послание, снабдив таким причудливым знаком, именно мне. Да и любой адрес на конверте можно запросто переписать на другое имя. Возможно, так оно и было. Я проверил каждую банкноту, внимательно разглядев ее со всех сторон.