Мистер Костюм откидывает голову назад и раскатисто смеётся, щуря глаза и прикрывая кулаком рот.
Хохочу вместе с ним.
— Да. И прямо сейчас я везу тебя пить горячий кофе. А вот потом, — таинственно понижает голос, отчего начинаю нервозно ерзать, потому что где-то внизу чувствую, как горячий узел закручивается в спираль, — собираюсь отвезти тебя домой, — улыбается.
Вот черт.
Свожу колени вместе и зарываюсь по самый нос в толстовку Костюма, чтобы ненароком не выдать свои пунцовые щеки.
Кручу головой по сторонам, потому что мы и правда подъехали к какой-то кофейне. Здесь очень светло и людно, поэтому решаю не волноваться. Мне достаточно того, что мое сердце отбивает чечетку от наивной, глупой радости, что этот странный, чужой, но такой манящий
И мне глубоко безразлично, из каких соображений он это делает, возможно даже не придавая этому факту столь значимого значения, но сейчас в его тачке сижу именно я и его толстовка надета на мне, а значит я могу с чистой совестью представить, что мы как будто бы вместе.
Поспешно отворачиваюсь и берусь за ручку двери, чтобы он не успел заметить на моем лбу сияющей надписи: «Уиииии»!
— Посиди. Я схожу за кофе, — Мистер Костюм стирает певучие гласные, рисуя вместо букв огромный жирный поднятый вверх средний палец.
— Хорошо, — обиженно закусываю губу и отворачиваюсь.
Он уходит, бесшумно прикрывая за собой дверь.
Чертов педант.
И дело не в том, что у этой модели машины, шумно и не получилось бы. Просто Константин, мать его, Николаевич, такой весь правильный и уравновешенный, что хочется немножко пошалить и добавить хаоса в его правильность.
Рыскаю по салону, к чему бы придраться и за что можно было бы зацепиться.
В углублении приборной панели коротко булькает телефон.
Гипнотизирую его взглядом, а руки чешутся его взять.
Закусываю изнутри щеки и воровато оглядываюсь по сторонам.
Меня не удивляет, что его телефон — отпрыск американского откушенного яблока последней модели, но меня поражает, что он не запаролен.
Провожу пальцев по гладкой панели и жмурюсь от понимания, что этой поверхности касались его теплые длинные пальцы.
Первое, что я стараюсь успеть сделать — узнать номер его телефона. У меня нет времени задаваться вопросом, на кой черт мне его номер, но я поспешно ввожу свои цифры и делаю себе дозвон.
Быстро стираю и бросаю взгляд в сторону кофейни.
Молясь о том, чтобы очередь за кофе была, как можно длиннее, шарю по иконкам дисплея.
Но надкусанное яблочко абсолютно пустое: ни чертовых фотографий в галереи, не загруженных документов, ничего.
Кроме одного непрочитанного сообщения, будоражащего любопытством мою бунтарскую кровь.
От И 553:
Телефон выпадает из рук.
Я смотрю на свои вытянутые трясущиеся ладони, когда тело охватывает холодом ужаса.
К горлу подступает тошнота, и я пытаюсь сглотнуть густой комок. В глазах темнеет, когда представляю себя связанной на полу подвала заброшенного завода и с кляпом во рту.
Трясущимися руками забрасываю телефон обратно, но потом вспоминаю, что оставила в этой машине преступника кучу отпечатков.
Да что ж я такая «везучая» на уродов, а?
Стираю рукавом толстовки все поверхности и выглядываю в окно, чтобы убедиться в отсутствии адвоката.
Выбираюсь из машины, попутно озираясь, и поспешно крадусь вдоль припаркованных машин.
Нагибаюсь и на полусогнутых ногах несусь к мерцающей спасительной букве М московского метро.
Только тогда выдыхаю, когда, очнувшись в вагоне, чувствую себя в относительной безопасности.
Устало закрываю лицо длинными рукавами и в нос тут же ударяет пряный мускусный запах.
Неееет…Нет-нет-нет!
Его толстовка…
На мне…
Возможно, именно в ней он и сделал
А мой пиджак?
Ой, блииин, Сурикова, куда ж ты снова вляпалась, бестолковая?