Потерянная

Белокожий с сомнением оглядел увитую лианами ветку, затем бросил подозрительный взгляд на меня. Сапог соскользнул и оторвал кусок коры, высокородный выругался под нос. Пальцы вцепились в трещины, по белоснежным кистям потекли багровые струйки, доспехи помутнели от зеленой слизи и покрылись подсохшей коркой.

Лисгард зафиксировал положение и толкнул носком ветку.

– Вот это и настораживает, – проговорил он.

– Почему?

– Потому, что своими глазами видел искалеченные Грандароном тела.

Из глубины ствола послышалось недовольное гудение, Лисгард от неожиданности дернулся, пальцы соскочили с выступа. Он опрокинулся и, как в замедленном действии, полетел назад.

Грандарон что-то гулко проскрипел и направил ветку, верхом со мной, вперед. Я сжала ногами ствол, боясь свалиться с высоты, вцепилась пальцами в веточки.

Гигант пронес меня над землей и подставил деревянную лапу под спину Лисгарда. Тот с лязгом стукнулся о кору и замер, видимо, не верит, что все еще жив.

Маленькие веточки аккуратно обхватили руки и ноги высокородного, поддерживая под спину, затем приподняли, Лисгарда перевернуло в вертикальное положение.

– Странно, что солнечные боятся исполина, – проговорила я. – Древень куда отзывчивей тех, кого встречала за последнее время.

Грандарон усадил его лицом ко мне и отпустил. Белокожий изумленно похлопал глазами, пальцы схватились за веточки, он вылупился на меня, будто впервые видит.

Я откинулась назад, оперевшись на локти, плащ сполз на плечи, вырез корсета раскрылся. Очень захотелось вытянуть спину после беличьих прыжков – в шее напряжение и плечи болят.

– Кому-то не мешало бы похудеть, – сказала я в шутку, глядя на высокородного из-под бровей.

По невнятному бормотанию поняла – белокожий не забыл о позорном падении, но взгляд от меня усиленно отводит. Послышался прерывистый вздох, затем раздался охрипший голос:

– Сегодня же сажусь на голодовку.

Даже хотела улыбнуться, а Генэль бы уже кинулась на шею.

Древень заскрипел ветками и понес нас вверх к лиственной шапке. Ветерок в темноте приятно заструился по коже, мимо вниз уносится морщинистая толща гигантского ствола с десятками старых ран, которые давно зарубцевались и превратились в засохшие наросты.

Я произнесла задумчиво:

– Похоже, у Грандарона была бурная молодость. Сколько живут древни? Может, по их меркам, он еще юноша в расцвете сил, а вы его древним нарекли.

Высокородный промолчал. Я выглянула из-под капюшона и украдкой посмотрела на Лисгарда. Белокожий то щурится, то широко раскрывает глаза, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте. Зато для меня мир, как объемная картинка с глубокими рельефами.

Лисгард перестал озираться в попытках увидеть детали и остановил сосредоточенный взгляд на мне.

– Я, конечно, рад, что нас не сожрали смарги, – начал он. – И благодарен дереву за спасение.

– Но?

Я выпрямилась, подняв голову, и сердито посмотрела из-под края капюшона.

Лисгард продолжил, растягивая слова:

– Мне совершенно не ясно, что вдруг нашло на Грандарона? Он не пощадил ни одного солнечного эльфа.

– Вы, наверное, его обижаете.

Белокожий чуть не замахал руками, но вовремя вспомнил, что ими лучше держаться за ствол.

– Жители Эолума относятся к древням с почтением и уважением, – проговорил он. – Тут на него прыгаете вы. То есть мы. Но вы в первую очередь. Сыплете проклятия, а он покорно соглашается оказать помощь.

– И что?

– Разве не странно?

Я пожала плечами, смахивая с груди очередную порцию листьев, затем опустила взгляд в темноту – туман стремительно удаляется.

– Может, дереву претит твоя изысканная, чопорная манера? – предположила я.

Лисгард аж подался вперед:

– Думаете, ваша дерзость и прямота вызывают восторг?

– Не знаю. Но эффект точно вызывают.

Ветка поднялась к кроне, внесла нас в самую гущу и остановилась возле верхней кромки. Над головой ночное небо с белым серпом луны. Звезды, у которых хватило сил проступить сквозь свет месяца, выстроились в кривые ряды. Если соединить их линиями – получатся фигуры, похожие на зверей и птиц.

Вдалеке, окруженный серым туманом, застыл ночной Эолум. Тонкие шпили мягко поблескивают в лунном свете, стена бросает густую тень на долину и создает иллюзию пропасти перед городом.

Я глянула вниз – растительность смыкается плотным ковром под ногами, широкие листья растопырились в хаотичном порядке и образуют сплошную зеленую массу.

Сбоку послышалось беспокойное покашливание. Я повернулась и чуть не охнула от восхищения – Лисгард восседает на стволе, как на единороге, одна рука держится за ветку, другая на рукояти меча. Серебряный свет отражается матовым бликом на доспехах, волосы мерцают, глаза полыхают синим пламенем. Но не таким, как у городских ворот, в этот раз что-то другое, странное. Секунду тянулась пауза, затем он проговорил, запинаясь:

– Миледи Каонэль, не могли бы вы, эм, запахнуться?

По спине пробежали мурашки, уши потеплели, но вместе со стыдом во мне поднялось возмущение. Я выпрямила спину, подняла подбородок, чтоб он лучше смог разглядеть идеальные пропорции серого лица, соединила лопатки и выпятила грудь.

– Не я выбирала одежду.