Потерянная принцесса

И сразу, будто великанской рукой в небо зашвырнутое, над грядой холмов показалось солнце. Багряное, распухшее, подобное глазу циклопа, яростно ворочающему по сторонам огненным зраком.

Кровавые тени потянулись от него вниз по склону.

Летит орда ревущая,
И гнущая, и мнущая,
Как туча, град несущая,
Как буря, в берег бьющая,
Летит с горы в долину,
Разливом чрез плотину…

* * *

И вот уже близок вечер, а с ним наступает время умереть.

В чем-то им повезло, что враг замкнул их кольцом меж холмами, а не на самой гряде. Тут, внизу, отыскался малый источник. Воду он сочил по капле, и сейчас каменистая яма в его ложе очередной раз была вычерпана до дна – однако это все же лучше, чем ничего. Фляги у всех опустели еще ночью, так что без родника солнце в союзе с тартарами до полудня умыло бы их отряд горючей желчью.

Впрочем, сами тартары обустроились куда роскошней. Оно и понятно: царство адского жара милостиво к своим подданным. Где-то по ту сторону холмов протекал ручей, и они посменно отводили к нему конные десятки. Дважды за день ветер доносил запах кизячного и саксаульного дымка над незримыми кострами: как видно, вражеские предводители разрешили воинам побаловаться горячей пищей. Могли себе такое позволить.

С сарацинами был бы шанс, улучив момент, когда у них устанут кони и подыссякнут стрелы, пойти на прорыв, пробиться к тем, кто стоит в стороне под знаменем, и вырубить их подчистую – но воины ада такой оплошности не допустили. При первой попытке братья потеряли троих, ратников же чуть ли не вдесятеро больше, а до вражеских командиров так и не дорвались. Да и не выходило как-то понять, где эти командиры, потому били наугад, по самому большому скоплению всадников, – но те, сильные свирепой выучкой, огрызнулись очень уж смертоносно, а потом вдруг слаженно раздались в стороны, как бы открывая дорогу к бегству… которая стала бы путем смерти.

Пролетит и скроется рать передовая,
Устрашая саблями, но не задевая,
А на ободрившихся мчится рать вторая,
И тогда уж нет резне ни конца, ни края…

Братьям-рыцарям хватило опытности понять это, так что они не соблазнились. Отошли назад в межхолмье, огрызаясь арбалетными выстрелами, а когда тартары сунулись вдогон, возжелав опрокинуть их, – развернулись и обрубили дотянувшиеся до рыцарского строя кончики щупалец. Урон тогда причинили бо`льший, чем понесли, однако что толку – врагу его легче пережить.

Среди прочих тогда пал брат Карстен. Не прав оказался священник с его non bis idem и предсказанием долгой жизни. Впрочем, над жизнью едино Господь властен, ныне и присно, аминь!

Вторая попытка, через час, вообще обманной была, с надеждой выманить на себя, под залп арбалетчиков, конных и спешившихся. Отчасти это даже удалось, вот только к спешенным стрелкам, что ожидали в укрытии меж скалами, тартары на дистанцию верного выстрела не приблизились, а потому и серьезного урона не понесли.

Их стрелы бьют, а наши нет,
И недруг, лют, за нами вслед,
Как барс на жертву, прядает,
Дождем каленым падает!

На самом деле зло и метко бьют арбалетные болты, а против барса надобно становиться вепрем, превращаясь в сплошную оскаленную морду: чтоб тело исчезло и остались только глаза и клыки во все стороны разом.

В этот раз удалось отбиться, но не пробиться. А солнце, жадное и безжалостное, все сыпало с неба горячие угли, до багряного цвета раскаляло кольчуги, кипятило под ними пот. Томило раны. Обессиливало людей и коней.

Перед атакой, коей предстояло стать последней, выдалась особо долгая передышка. Оба гостя, бретонец с британцем, воспользовались этим, чтобы написать завещания, у обоих для такого случая было по клочку пергамента и флакону чернил. Де Тьерри справился сам, а Мархог не так-то грамотен оказался, пришлось ему у отца Петара помощи попросить, тот как раз закончил отпускать грехи умирающему кнехту.

Потом они долго маялись, не зная, что с этими завещаниями теперь делать. Бретонский рыцарь даже попытался было свое Лютгеру вручить как командиру, но напоролся на взгляд – и раздумал. Вовремя. Иначе услышал бы язвительный совет обмотать пергаментом арбалетный болт и пустить в сторону тартар, желательно так, чтобы прямиком их командиру доставить. В грудь.

Братьям-рыцарям завещать было нечего: все, что у них есть, – собственность Ордена. Давно распределены меж родичами все семейные владения, и никому нет дела до того, что Лютгер, например, всего лишь фон Варен, а Бруно – целый фон Хельдрунген, пусть даже из младшей ветви…

Во всяком случае, никому не должно быть до этого дела. Особенно сейчас, перед лицом погибели.