Потерянная принцесса

Лютгер наблюдал за этой суетой, сидя у дверей своей комнатки с роттой на коленях. Он не смеялся; он думал о том, как глубоко и искренне желание этих людей поучаствовать в чем-то красивом, возвышенном, справедливом. Ни многие годы нашествия крестоносцев, ни суровый гнет ревнителей веры не вытравили этого желания и, вероятно, никогда не вытравят, потому что таковы души, дарованные им Творцом, и они останутся теми же, даже когда мир забудет о том, что такое меч…

Тут он поморщился, поймав себя на том, что подумал о крестоносцах, возвращавших к Господу этот край, совсем иначе, чем о своих собратьях по оружию, сражавшихся и продолжающих сражаться в Святой земле. Но разве это правильно? Воин Христа везде Христов воин…

Тут вдруг, совсем не к месту, вспомнилось подслушанное: за несколько дней перед последней битвой сержант Матиас объяснял оруженосцу Жанселя де Тьерри разницу между братом-рыцарем и его, оруженосца, сеньором: «Ну вот смотри: твой хозяин, конечно, принес обет в крестовый поход сходить, но это ведь на время. Как вернется – сможет, если захочет, обычными рыцарскими делами заниматься. Да какими угодно. Хоть на лесных дорогах грабить. Эй, да ты мне щепу в уши не пихай: что я, по-твоему, о баронах-изнурителях [27] раньше не слыхал? (В этот момент оруженосец, возвысив голос, все же сумел вставить возражение, что, во-первых, у образованных людей это называется «барон-бандито», а во-вторых, его господин не таков.) Что ж, покамест не таков – тем лучше, а как возьмет судьба за седалище, глядишь, и таким станет. Не сам он, так его сосед, тоже, может, в крестовом походе сражавшийся. А орденский брат – это навсегда!»

Ничто не бывает навсегда…

Впервые в жизни Лютгеру пришло в голову, что его время, такое привычное, бесконечно длящееся, может пройти, как прошли времена тех неведомых древних царств, чьи обломки он видел в Святой земле. Мысль была тяжелая, но, к счастью, звонкий голосок отвлек его:

– Мессен, вы на тур-ни-ре будете петь? А другие будут сражаться?

Лютгер от такого нахальства на мгновение лишился дара речи. Валенса, не дожидаясь ответа, засыпала его новыми вопросами:

– Разве эти парни лучше вас? Зачем им му-зы-ка? И зачем играть – разве это не мешает? Или вы сами потом будете тоже биться?

Лютгер понял, что это не нахальство, а крайняя степень возбужденного любопытства.

– Было бы неплохо не сыпать все вопросы разом, как горох из рваного мешка, – сказал он, невольно улыбаясь. – Музыка, то бишь игра на различных инструментах и пение, призвана утешать, веселить и воодушевлять человеческие сердца. Все это нужно воинам еще более, чем обычным людям. И на турнирах, и перед боем, и после.

– А я не знала…

– Ты вообще мало что знаешь, – прямо сказал Лютгер. – Даже меньше, чем знают о жизни женщины.

– Я еще не женщина, – резонно возразила Валенса. – У меня мужа нет. И я не хочу, чтобы был.

– Почему?

– Потому что тогда я буду целый день по дому хлопотать, хлопотать… А это скучно!

И, как и в прошлый раз, сказав все, что хотела, она тут же умчалась смотреть, как устанавливают перед ристалищем, за неимением штандартов, гербовые щиты.

Лютгер не сразу смог вернуться к прерванным мыслям. Кто был «первый отец» Валенсы? Судя по возрасту, между их расставанием с Сюрлеттой и рождением ребенка прошло совсем немного времени; но как бы успела девушка безродная, неимущая, да и не самая красивая, за столь короткий срок стать женой… Женой, похоже, какого-то рыцаря, пусть даже самого захудалого. Разве так бывает? Нет, на освященный брак как-то не похоже. Случайная связь? Но это тем паче не похоже на Сюрлетту – такую, как она ему запомнилась…

Поневоле пришло и другое воспоминание: отведенная новобрачным подклеть, подружки невесты, с хихиканьем ускользающие вверх по лестнице… тяжеловесное многоголосие крестьянской песни во дворе… Но это ведь совсем особый случай, так обычно не бывает, скорее уж и вправду какой-нибудь провинциальный нобиль на простолюдинке женится!

Кроме того, то свое достояние, за которое сеньору в эту ночь надлежит заплатить выкуп, Сюрлетта уже растратила…

И это не в упрек ей. Если кому и в упрек, то разве только орденскому брату, который начальствовал тогда над христианской частью смешанного отряда – но оказался небрежен в соблюдении своего командирского долга!

Неблагозвучный, но громкий призыв охотничьего рога отвлек Лютгера от этой загадки. Старый солдат принес ему кольчугу, помог облачиться. Капитана, уже полностью экипированного, Лютгер нашел у гербовых щитов.

– Наше место здесь, – пояснил тот, – пока из шестнадцати не останется четверо самых ловких. А тогда пусть попробуют сразиться с нами.

– Прекрасно! – улыбнулся фон Варен. – Разомнемся!