Потерянная Россия

Как можно предотвратить революцию? Только своевременными уступками правительства.И если мы хотим, чтобы правительство уступало, мы не можем предлагать ему такие действия, которые станут для него самоубийством. Одно из двух: или неизбежная революция мне желанна — тогда я иду на нее. Или этой революции нужно попытаться избежать, тогда во имя высшего блага страны мы должны готовиться к уступкам, если хотим, чтобы нам уступали.

Мне скажут: все это пустая игра воображения — ни Николай II, ни Сталин ни к каким разумным уступкам не способны. Тем хуже для них.Конечно, политических чудес не бывает, автократ не может преодолеть своей природы и должен не склониться перед волей народа, а сломиться во время стихийного политического Урагана.

Но ведь кроме обреченной на гибель правительственной системы есть еще страна, есть народ, который в конце концов и будет платить за разбитые сталинские горшки.

И поэтому, как бы над моей неисправимой «маниловщиной» ни измывались, я буду стоять на своем: если хочешь избежать революции, делай все, чтобы облегчить власти возможность уступок.

Не уступит — ее воля.

Наша совесть будет спокойна.

Парвус — Ленин — Ганецкий

В прошлом номере «Новой России» я по поводу напечатанных в «Известиях» и «Правде» воспоминаний ленинских соратников о его приезде в пломбированном вагоне в Петербург 4 апреля 1917 года установил историю этого вагона и связь между Лениным и германским императорским правительством через посредство Парвуса и Ганецкого. Я привел там выписку из статьи Ленина в газете «Рабочий и солдат» от 26–27 июля 1917 года, где он, отказываясь от всякой связи с Ганецким, головой себя выдал.

Напомню здесь эту фразу Ленина. «Прокурор играет на том, что Парвус связан с Ганецким, а Ганецкий связан с Лениным. Но это прямо мошеннический прием, ибо все знают, что у Ганецкого были денежные дела с Парвусом, а у нас с Ганецким никаких».

Тут же я привел документальные данные из большевицких источников о неразрывной связи Ленина с Ганецким.

Временное правительство точно установило, что «денежные дела», всем известные, по словам Ленина, Ганецкого с Парвусом имели свое продолжение в Петербурге в Сибирском банке, где на имя родственницы Ганецкого, некоей Суменсон, а также небезызвестного Козловского хранились очень большие денежные суммы, которые через Ниа — банк [259]в Стокгольме переправлялись из Берлина при посредстве все того же Ганецкого. Именно из-за этих денежных дел Ленин с такой дерзостью отчаяния отрицал, скрываясь в Финляндии и обвиняемый в сношениях с неприятельскими агентами всякую связь с Ганецким. А между тем за последнее время перед арестом Суменсон сняла со своего текущего счета 750 000 рублей и в момент ареста у нее еще оставалось 180 000 рублей.

Ныне, через 20 лет, «величайшая в истории клевета» — слова Л. Троцкого — подтверждена самим Я. Ганецким 15 апреля 1937 года в «Вечерней Москве». Здесь, давно забыв, что Ленин отрекся от него публично летом 1917 года, Ганецкий с гордостью рассказывает, как вплоть до самого июльского восстания он, сидя в Стокгольме, нес службу связи Ленина с заграницей.

«Я пользовался самой настоящей дипломатической почтой, — рассказывает Ганецкий. — Старый царский посланник, желая доказать свою преданность революции, стал либеральничать и выражать свои симпатии эмигрантам… Я воспользовался этим и посылал через посольство запечатанные мною пакеты по адресу Совета рабочих депутатов. Я убеждал посла, что Совет рабочих и солдатских депутатов пользуется такой же властью, как и Временное правительство. Посол вынужден был согласиться. А я всякий раз телеграфировал в Питер, чтобы заблаговременно приходили в Министерство иностранных дел и проверяли сохранность моей печати».