По мнению Москвы, новое мировое столкновение капиталистических держав назревает в Западной Европе, на Дальнем Востоке и в Тихом океане. И эта новая война народов обязательно должна превратиться в мировую войну классов.
Сталин верит в это превращение так же твердо, как верил Ленин и верит Троцкий. Источник смертельной ненависти Сталина и Троцкого друг к другу не в различии идей и принципов, а только в различии тактики и стратегии.
Троцкий хочет взрывать демократию
Антикоммунистический блок тоталитарных государств, Германия — Италия в союзе с Японией, своим военным динамизмом приближая новую большую войну, работает на пользу Сталина, не как диктатора России, а как будущего руководителя мировой коммунистической революции.
Муссолини громко объявляет: «Вся Европа будет фашистской».
Сталин думает: «Пусть скорее попробует: атака фашизма на демократию закончится нашей победой».
*
Сталин отказался от основного взгляда Ленина на то, что совершенный им в 1917 году 7 ноября переворот был началом международной коммунистической революции. Ленин знал, что Россия, где 90 процентов крестьян, не созрела для пролетарской революции. Но верил, что через несколько месяцев после его собственной победы настоящая пролетарская революция вспыхнет в Германии, в Англии и в других сверхиндустриализированных странах. Длительное существование пролетарской диктатуры в одной стране он считал невозможным. «Мы живем не только в государстве, но и в системе государств, — писал Ленин, — и существование советской республики рядом с империалистическими государствами продолжительное время немыслимо. В конце концов одно или другое победит».
Пролетарская революция не вспыхнула в Европе. Проходили годы. Сталин заменил Ленина. Новый диктатор, как будто вопреки мнению Ленина, объявил возможным социализм в одной стране. Но это была тактика с целью ускорить коммунистическое движение на Западе. По учению Сталина, коммунистические достижения в одной стране должны служить примером «для пробуждения революции во всех странах».
Вот почему коммунисты так настойчиво распространяют сейчас легенды о блаженстве рабочих в СССР и объявляют — как это сделал недавно Димитров — всех честных людей, осмеливающихся говорить правду о муках рабочих и крестьян под диктатурой Сталина, предателями демократии и слугами фашизма.
14 февраля 1938 года в сенсационном открытом письме, опубликованном в «Правде», Сталин дал новые директивы относительно большевистских принципов и болыиевицкой политики, поскольку дело касается капиталистического мира.
«Если бы наша страна, — пишет Сталин, — была островом или если бы она не была окружена капиталистическими державами, мы могли бы утверждать, что эта победа является окончательной…» Однако, многозначительно добавляет Сталин, «мы живем не на острове, а среди держав, значительная часть которых, враждебно настроенная в отношении социалистического государства, создает опасность интервенции и восстановления капитализма. Поэтому мы открыто и честно говорим, что победа социализма в нашей стране еще не окончательная».
И Сталин подчеркивает, что «необходимо упрочить узы, связывающие рабочий класс СССР с рабочим классом буржуазных стран… необходимо всеми средствами усилить и упрочить нашу Красную армию, наш Красный флот, нашу Красную авиацию и Осовиахим. Надо держать весь наш народ в мобилизованном состоянии…».
*
До 1935 года никаких серьезных перспектив на возможность большой мировой войны не было. Нужно было свою тактику приспособлять к мирной обстановке. Говорить языком Бриана о замирении Европы и языком Рузвельта об укреплении демократии. Но вот в 1935 году вспыхнула война в Абиссинии. В 1936 году загорелась Испания. В 1937 году началось наступление японцев в Китае, последствия которого сейчас трудно учесть. В Центральной Европе медленно расползается фашистская зараза. Почти каждый месяц все великие державы умножают свои кредиты на вооружения. Возможность новой мировой войны из области мечтаний переходит в область реальной политики.
Расчет на новую войну между великими державами в Тихом океане с ее неизбежным отражением в Европе, несомненно, имеется в Москве.
Многих дипломатов и государственных деятелей удивляет странная непоследовательность международной политики Москвы. Сталин одновременно крайне терпелив и уступчив на Дальнем Востоке и крайне раздражен терпением и уступчивостью западных демократий по отношению к агрессорам из Берлина и Рима.
Никакой непоследовательности тут нет: Сталин не хочет ввязываться в войну слишком рано, но очень хочет втянуть в войну других и действовать лишь тогда, когда силы фашистских и демократических, одинаково ненавистных ему государств, будут истощены.