Потерянная Россия

Он лгал, утверждая, что Учредительное собрание не было созвано по нашей вине. А между тем в тайных инструкциях своему ЦК требовал устройства восстания за три недели до выборовв Учредительное собрание. Почему?

«Потому что— писал Ленин, — большинство там будет против нас».Так и случилось, и Ленин при помощи вооруженной силы разогнал это собрание, которое состояло почти исключительно из представителей крестьян и рабочих.

Вы знаете, что лозунгом своей контрреволюции против Временного правительства Ленин выставил требование: «Вся власть Советам».А в то же время объяснял в тайных письмах ЦК: «Советы солдатских и рабочих депутатов реальны лишь как орган восстания, как орган революционной власти. Вне этой задачи Советы пустая игрушка».

Ленин увлек за собой самые темные, измученные войной толпы рабочих, солдат и матросов; он руками людей, влюбленных 1 в только что завоеванную свободу, установил в России самую страшную в истории диктатуру: эта диктатура породила все остальные диктатуры, и каждая из них по — своему фальсифицирует правду и насилует народную волю.

Все, что я говорил до сих пор, имело целью показать вам, что все диктатуры порождены моральным, духовным и хозяйственным распадом великой войны. Весь путь истории — путь от рабства к свободе, и демократический строй есть единственное средство духовного и социального раскрепощения человечества.

Но для того чтобы исполнить свою историческую задачу, демократия должна быть динамична, она должна преобразовывать свои внешние формы в соответствии с духом времени, с новыми потребностями новых, вырастающих в политическую силу классов населения.

К началу XIX века пришла к власти буржуазия; ее приход был новым шагом вперед и в хозяйстве, и в свободе. Теперь сознали себя политической силой рабочие массы.

Старые демократии должны это понять и найти в себе силу смелыми социальными и политическими реформами пойти навстречу новой эре.

Основным законом демократического государства должно быть не только политическое равенство, но и социальная справедливость.

Свободный человек должен остаться неприкосновенной ценностью для государства, но каждому человеку нужно дать социальные условия, в которых он действительно чувствовал бы себя свободным и равным со всеми гражданином.

*

Успех наступающих на демократию тоталитарных идей не в их силе, а в слабостях, недостатках и уродствах современных демократий.

Время не терпит. Мир уже загорается снова. И новая тоталитарная, т. е. мировая, война будет, может быть, последней катастрофой веками взращенной гуманитарной, человеколюбивой культуры.

Говоря о смертельной для культуры угрозе войны, я вовсе не проповедую политики пассивного отступления перед натиском тоталитарных вождей.

Демократия должна почувствовать свою силу, должна поверить в свою неоконченную историческую миссию и должна перейти в контратаку.

Фронту фанатиков насилия должен быть противопоставлен фронт фанатиков свободы везде и всегда.

И на фронте свободы не должно быть места «рабам лукавым» — людям, которые явно или тайно сочувствуют — одни коммунистическим, другие — фашистским достижениям.

Демократическому общественному мнению нечего гоняться за сочувствием диктаторов. У демократии в странах диктатуры есть другие верные друзья — измученные насилием народы.

И чем сильнее будет сопротивление в свободных странах насильникам, тем скорее в странах насилия победит свобода.

А победа свободы в странах диктатуры не безразлична для нашего благополучия. Только уничтожение всюду режимов, живущих войной, приведет все человечество к настоящему, крепкому и длительному миру.

*

Я сказал, что демократия должна перейти в контратаку.

Дело не в военном, а в психологическом перевооружении. Мы должны воспитать новые поколения. Мы должны развить в них убеждение, что новое плановое хозяйство нуждается в новом человеке, менее эгоистичном, более общественно настроенном. И основная черта этого нового, общественно настроенного человека — не ненависть, а любовь, не вожделение к насилию, а страсть к свободе.

Мюнхен

Свидание двух демократических премьеров и двух тоталитарных диктаторов в Мюнхене было поворотным пунктом в истории послевоенной Европы [264].

Негодование по поводу невыносимыхморально, но неизбежныхпрактически уступок, сделанных Гитлеру, законно и понятно, но никакого отношения к Мюнхену не имеет. Уступки были сделаны раньше, были окончательными, и никто их брать назад не собирался.