Потерянная рукопись Глинки

Стояла редкая для августа жара. Лошади едва тащились. На каждой станции его держали по три-четыре часа в ожидании новых лошадей. Он добирался до Новоспасского две недели. Глядел в окно на посохшую траву, на опустевшие, ощетинившиеся темной на срезе соломой ржаные поля. Пытался сочинять, но все выплывал найденный в день отъезда мотив из оперы «Руслан и Людмила»:

«О, Людмила, рок сулил нам счастье…»

Глава 14. То ли Бим, то ли Бом

Расставшись с Потаповым, Леля пошла домой. Однако возле своего подъезда не остановилась, а двинулась дальше, обошла разросшийся Пентагон и вышла с другой стороны здания. Ноги принесли ее к Дашиному подъезду. Нужен был ей, конечно, Слава Зайцев.

Открыв подъезд своим ключом, она прошла мимо опечатанной квартиры Леоновых и поднялась на четвертый этаж. Дверь Зайцевых была закрыта неплотно, оттуда слышался лай собаки Заперто не было, однако Леля нажала на звонок. Вскоре выглянул Славик. Выражение лица у него было недоуменное.

– А, это вы, Елена Семеновна! Забыли что-нибудь? Очки?

– Нет, не беспокойтесь, Слава, не забыла. Вернее, забыла не вещь… Вопрос задать забыла! Можно зайти?

Поведение Славика ее смутило; какой-то он напряженный. При чем тут очки? Почему именно очки? Явно болтал заведомые глупости, чтобы успокоиться, что ли? А чего волновался?

– Проходите, конечно! Вопрос – это легче!

Славик балагурил, а сам обдумывал ответ на возможный вопрос: сказать ли правду? Он уже догадывался, о чем она спросит.

Дальше повторилась знакомая Шварц по утреннему посещению этой квартиры процедура: Славик проводил ее в комнату, освободил место на диване: прогнал собаку, переложил на этажерку какие-то компьютерные детали и детские игрушки, усадил на диван гостью.

Сам он уселся в кресло перед включенным компьютером, улыбнулся.

– Олеся с девчонками гулять пошла, так что тихо пока. Спрашивайте, покамест обстановка спокойная.

– Славик, вопрос по вашей специальности. Я в компьютерах мало понимаю, а тут захотелось разобраться. Не люблю чего-нибудь не понимать. Мне стало интересно узнать про программу, что вы поставили в Дашин компьютер. Никогда про такую не слышала, а ваши объяснения показались мне противоречивыми – не поняла я. Что же за неисправность была у Даши в компе? Вы при нас так ловко при помощи вашей программы в него проникли, почту посмотрели – все работало. И тут же сказали, что сложная в том компе поломка, на расстоянии нельзя исправить, затем и к Даше пошли. Но ведь комп работал исправно, мы видели!

Славик слегка покраснел.

– Елена Семеновна, я вам и сам хотел сказать, позвонил бы сегодня. И Олеся меня ругала: «Чего ты врал? Все равно ж докопаются. Хоть Елене Семеновне скажи – может, посоветует что-нибудь». Хорошо, что вы пришли. Программа такая есть, да. Я Дашке давно ее установил – по ее просьбе и чтобы самому удобнее: часто у нее неполадки, все я исправляю. Она мне доверяет… доверяла. Но вчера я к Даше не из-за компа зашел. С ним вообще все нормально, не просила она меня его исправлять.

Он помолчал немного. Шварц тоже молчала, ждала. Славик вздохнул и выпалил:

– Я из-за нот к ней шел! Я ее ноты, кажется, потерял, найти не могу. Может, я сразу не взял их, у нее забыл – я уже так думаю… Чтоб посмотрела получше, я ей говорил уже. Куда ж они делись иначе?

Шварц растерялась.

– А что за секрет такой – «ноты потерял»? Почему вы сразу не сказали? И зачем вы у нее брали ноты? У вас играет кто-нибудь в семье на музыкальных инструментах?

– Нет, никто не играет! Девчонок тоже решили не учить музыке – слуха у них особого нет, а шума и так много производят. Пусть в обычной школе хорошо учатся – старшая в сентябре пойдет. А говорить я не хотел полиции и сыщику этому, потому что они сразу придираться начнут. Скажут – это мотив преступления. Мол, ноты дорогие потерял и возвращать не хочу. Они и так меня подозревают, подписку о невыезде взяли… А с этими нотами вообще посадить могут. Я и не хотел говорить.

– А почему вы решили, что ноты дорогие? – удивилась Шварц. – Ну, сколько там могут стоить ноты? Двести рублей, триста…

– Они старые. Дашка сказала, тысяч тридцать стоят. На них автограф композитора, малоизвестного, правда. Композитор тот в девятнадцатом веке еще жил, то ли Бим, то ли Бом – забыл, как его звали, Дашка говорила…

Елена Семеновна еще больше удивилась и уставилась на компьютерщика. Подумав, она сказала:

– Тридцать тысяч для нот немало, конечно, но все ж это не такая сумма, из-за которой убивают. Никто б вас и не заподозрил. А зачем она вам ноты дала?