Потерянное наследство тамплиера

— Пять минут, — напомнила Зинка, улыбаясь, и постучала по своим часам.

— У меня в цирке был закадычный друг Севка. Обычно не дружат из разных кланов. Ну, — пояснил Феликс, — гимнасты не дружат с фокусниками, а он был верхний, так называют гимнастов, работающих на высоте, или тех, кто опирается на нижнего. Севка был изгоем даже среди своих. Почти все гимнасты в цирке были «опилочные», ну то есть цирковые дети, которые с молоком матери впитали то, что они особенные. Такие не любят чужих. Севка же пришёл из училища, маленький, лёгкий, юркий, такого артиста очень не хватало для номера, поэтому его взяли в цирк, а в семью вот не приняли. Я пожалел его, потому что тоже был таким же чужаком. С десяти лет я почти жил там, и запрет посещать его у моего дяди считался наказанием, которое практиковалась очень редко, но своим так и не стал. Родители мои были не циркачи, а дядя для цирка слишком дальнее родство.

— Феликс, сократите, пожалуйста, ваш рассказ, — попросила Зинка, — у нас три дня прошло, а в копилке из найденного только убийства тридцатилетней давности.

— Но это важно для понимания! — шутя возмутился Феликс. — Вы обещали не перебивать.

— Хорошо, — махнула головой Зинка — но постарайтесь пропустить ваше несчастное детство.

— Детство у меня было счастливое, а что может для пацана быть более интересным, чем цирк со своими чудесами, — воодушевлённо поправил он Зинку, но, увидев её закатывающиеся глаза, сменил тему: — Дядя тяжело заболел, нужно было много денег для лечения за границей. Хоть и кажется всем, что мы, артисты, да ещё и московского цирка — богачи, но больших денег у нас не было никогда. Вот тогда Севка и предложил мне работу. Он сразу предупредил, что это криминал, но сказал, что пойдёт на это со мной. Наш шпрехшталмейстер уже давно это предлагал ему.

— Кто? — не поняла Зинка.

— Ну это ведущий представления, — пояснил он.

— Конферансье, — махнула она головой.

— Ну да, но это только так кажется, на самом деле это второй человек в цирке. Он участвует в клоунских репризах между номерами программы, руководит униформистами, — продолжал Феликс и, вновь увидев немой вопрос в глазах Зинки, пояснил, — так называют рабочих сцены. Также он следит за соблюдением безопасности всех номеров и организовывает репетиции. С ним никто не ругается, и его все уважают. Если по-тюремному, то шпрехшталмейстер — это смотрящий на зоне, — засмеялся от своего сравнения Феликс, — прошу прощения, деформация произошла, надеюсь временная.

— Тоже очень надеюсь, но на то, что ваш рассказ перешёл экватор и теперь мы узнаем главное, — сказала Зинка.

— А что для вас главное? — спросил Феликс, по-прежнему улыбаясь, но уже как-то грустно.

— Почему ты здесь? — напрямую спросила она, пристально взглянув в его глаза, словно стараясь прочесть там правду.

— Потому что ты позвала, а я не смог отказать. Ты знаешь, шеф, — сказал Феликс, очень серьёзно глядя ей прямо в глаза, — ты умеешь просить так, что за тобой хочется идти.

Зинка растерялась от такого ответа, вроде бы ничего лишнего он не сказал, а она покраснела и даже почувствовала, как жар бросился к щекам.

— Всё просто, — продолжил он, словно не заметив Зинкиного смущения, — дальше на нас вышли Хозяева жизни и объяснили задачу. Собственник этого алмаза, бабулька преклонных лет, готовящаяся, видимо, уже к праотцам, решила подарить его музею. Это будет единственный раз, когда тот покинет своё тайное жилище. Я даже не знаю и знать не хочу, сколько людей работало на них, узнавая эту информацию, тем более живы ли они. Да, и это всё я знаю от Севки, так как со мной такими подробностями не делились. Моё поручение сводилось к тому, чтоб с помощью ловкости рук украсть у девушки секретаря цифровой ключ от сейфа в гостинице. Задача Севки была сложнее, он должен был по почти пустой стене подняться на восемнадцатый этаж в гостинице в час икс и с помощью этого цифрового ключа открыть сейф.

— Но что-то пошло не так, — поняла Зинка.

— С моей стороны всё было гладко, — махнул головой Феликс.

— Девушка очаровалась и почти сама отдала тебе ключ, — поддела она его. Феликс же не стал спорить с её версией, а лишь ухмыльнулся.