Потерянное одиночество

Крег, как всегда неряшливый и подслеповато щурящийся, ждал меня за барной стойкой. О, он чуть поправился, и внушительный животик грозит явить себя, сорвав пуговицы на рубашке, это верный признак того, что дела с очередной женой пока идут хорошо. Когда начнутся регулярные загулы, он начнет переживать, чтобы любимая не узнала и не расстроилась, и от этого начнет худеть.

– Пати, плохая девчонка, раньше ты всегда дожидалась, когда я окажусь на лестничной площадке в одних трусах, а тут вдруг…

– Приспичило, – закончила я за него. Это одно слово выдало, насколько я устала и обессилена.

– Что с тобой малышка? Ты заболела? Или тебя кто-то обидел? Ой, нет, какой-то хлыщ разбил тебе сердце? Плюнь на него! Никто из мужчин не стоит ни одной женской слезинки.

Забавное заявление, учитывая, что его женщины далеко не сразу понимали, что Крег – это весенний ветер, и что если попытаться запереть его в доме, он превратится в сквозняк, и будет плохо: слезы, сопли, битье посуды.

Я потрепала его по медно-красным кудрям, почти все его жены норовили остричь эти вихры, но он, как Самсон, не желал расставаться со своей шевелюрой и выглядел презабавно – этакий пухлый ребенок-переросток. Такому впечатлению способствовал и беззащитный взгляд подслеповатых глаз.

– И ты не стоишь ни слезинки?

– Я? Только если эта слеза от смеха! Тогда я согласен стоить парочку.

За эти несколько фраз нашего разговора я успела взять с него достаточно, чтобы почувствовать себя ожившей. Я заглянула на кухню, набрала еды, и мы поднялись наверх.

Я отдалась его искреннему восторгу и желанию доставить мне удовольствие, и чуть не пропустила момент, когда надо было прикрутить его руки к спинке кровати, с Крегом это было необходимо. Я взяла по полной, столько, сколько смогла вместить, и упала на дальний край огромной постели.

– Пати, плохая девчонка, опять ты меня привязала.

– Крег, не вздумай, – еле произнесла я, продолжая периодически вздрагивать и тихо постанывать. Красной силы много, слишком много, и я ее максимально быстро конвертирую в белую, а это мучительно приятно, причем затрудняюсь сказать, чего больше – приятного или мучительного. Как-то в один из первых разов Крег не удержался и погладил меня, от его прикосновения я не удержала силу, и она выплеснулась в него. Внешне это выглядело так – он дотронулся, и я с криком, весьма похожим на оргазм, изогнулась в судороге, а Крег тут же восстановил свою боевую готовность. С тех пор приходится привязывать его, иначе он не удержится и повторит столь понравившийся ему эксперимент. Минут через десять я перестала вздрагивать и осмысленно посмотрела на своего мужчину.

– Я дурею от тебя, Пати, никто кроме тебя не испытывает такой странный и длинный оргазм.

«Ну, это вовсе не оргазм…»

Я польщено улыбаюсь и развязываю его, он тут же начинает меня ласкать, но я выворачиваюсь и грожу пальчиком, хотя я уже усмирила силу, и его ласки не заставят ее выплеснуться. Состроив обиженно-грустную рожицу, он принимается за еду. Чтобы не сидеть без дела, я тоже выхватываю пару кусочков.

– У нас будет дочка, – выдает он с набитым ртом, – я даже не сомневался, это будет уже пятая; наверное, я не могу иметь сыновей, ведь это мужчины ответственны за пол, правда?

Согласно киваю и в который раз задумываюсь, а все ли предки Крега были людьми, и не затесался ли среди них инкуб или суккуб. Ни один мужчина не смог бы за один раз дать мне столько, а дав, не свалиться в долгий восстанавливающий сон. Крег отделывался лишь жором.

– Все, Пати, я побежал, а то Бланш заподозрит что-то и расстроится, а ей нельзя расстраиваться, седьмой месяц, он того… опасный, сама знаешь.

– Угу, – я, дожевывая, киваю и подставляю щеку под братский поцелуй. Чмок в щеку и ободряющее сдавливающее объятие.

– Не скучай! – и, подмигнув на прощание, он скрылся за дверью.

***

Да… Беременная флерса… Похоже, появился повод прекратить откладывать то, что я не хочу делать уже лет пять, а надо. Надо расширять свои vis-артерии и вены, надо настраивать центры на работу с большими объемами. Я не стояла на месте последние годы, постепенно увеличивая объем силы, который могу вместить и с которым могу работать, но делала это слишком мягко и слишком медленно, и поэтому не слишком эффективно. Работа по расширению возможностей похожа на тренировку людей-спортсменов перед соревнованиями – нагрузка, нагрузка и еще раз нагрузка. А это, мягко говоря, неприятно, да и чревато травмами. Во второй такой вот скачок-расширение я не рассчитала свои возможности, не учла эмоциональный фактор, и в результате не смогла удержать силу под контролем, по сути, ударила сама себя, разорвав красную vis-артерию, связывающую либидо-центр с основными. Не приведи Свет пережить подобное еще раз. Самым страшным в той ситуации была паника, в мгновения выевшая запасы белого, которые и так были невелики. Я восстанавливалась почти луну, эта травма отбросила меня назад, на уровень моего приезда в Америку, нужно было срочно расти, подтягиваться, и самым тяжелым оказалось перебороть страх, что все может повториться.