Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации [c 1470 года до наших дней]

Царь Алексей Михайлович был осторожен. Патриарху, чьи цели были в основном религиозными, объяснили, что царь, будучи правителем-христианином, не может выполнить просьбу Хмельницкого, поскольку связан мирным договором, заключенным в 1634 году с Речью Посполитой. Он сможет взять их под свое покровительство, только если они сами добудут себе свободу. В противном случае лишь позволит им переселиться в Россию, чтобы не страдать от преследований католических властей Речи Посполитой. Царь, казалось, не мог найти решения нравственной дилеммы: либо нарушить клятву, данную отцом другому христианскому монарху (хоть и не православному), либо выступить на защиту собратьев по вере. На протяжении четырех лет Алексей Михайлович будет держаться в стороне от конфликта на Украине. Россия пока была не готова воевать с державой, от которой несколько десятилетий назад потерпела ряд крупных поражений и которая даже сумела захватить Москву.

Приготовления к войне с Польшей начались только в феврале 1651 года, когда царь понял, что Речи Посполитой не хватает сил для подавления казачьего восстания. Тогда же московские дипломаты начали готовить почву для разрыва мирного договора с Речью Посполитой, утверждая себя в роли защитника православных подданных польского короля. Послы упирали на то, что Хмельницкий со товарищи восстали против религиозных гонений. Поляки казаков “к своей римской вере неволили, церкви Божие печатали, а в ыных учинили унею и всякие над ними гонения, и поругания, и злости не християнские чинили”⁸. Окончательно постановил выступить в поход на польского короля Земский собор, который собирался в Москве с июня по октябрь 1653 года. Собор одобрил намерение царя принять казаков и их земли “под свою высокую руку” – “для православные християнские веры и святых Божиих церквей”⁹.

Теперь посольство направили к Хмельницкому, чтобы сообщить новость, что Россия вступает в войну на стороне казаков. На пути посланцев встречали крестные ходы и богослужения – празднование новообретенного единства православных народов. В Переяславе (известном авторам “Повести временных лет” как Переяславль) собралась рада казацкой старшины. Гетман перечислил открытые перед ними дороги: вернуться под власть короля-католика, уйти к султану-“басурманину”, который владел Крымом и стремился передвинуть границу своих владений на север, или крымскому хану, тоже “басурманину”. Наконец, был вариант принять протекторат православного царя[9]. Гетман призвал казаков поддаться государю “единого с нами благочестия греческого закона, единого исповедания”¹⁰. Рада поддержала его: “Волим под царя восточного православного!”¹¹

Так родился союз православных стран. Но если в Западной и Центральной Европе религиозные войны в общем завершились вместе с Тридцатилетней войной в 1648 году, этот конфликт между католиками и православными Восточной Европы только набирал ход. При этом уже во время Переяславской рады русские и украинцы разошлись во мнениях о важных пунктах соглашения – о взаимных обязательствах монарха и его новых подданных. Случилась заминка, когда царский посланник отказался произносить клятву за царя, чтобы подтвердить условия союза, но недоразумение быстро разрешилось, так как Богдан Хмельницкий не желал подвергать союз опасности. Различия в задачах двух участников и несходство политических культур (казаки привыкли к тому, что польские сановники присягали от имени короля его подданным и тот не отказывался выполнять условия такого соглашения) отошли на задний план в общей риторике православного братства.

Образ Третьего Рима, вошедший в официальную идеологию России с возвышения московской митрополии до патриархата, оказался достаточно гибок, чтобы воспринять значительные перемены в русском взгляде на свою родину и на внешний мир в первой половине XVII века. В основе его лежала вера в царя как единственного православного властителя, оставшегося после падения Византии. Тот же мотив помогал воображать Россию как остров истинной веры в море заблуждений, как писал монах Филофей в начале XVI века, либо утверждать особое значение – даже первенство – русской церкви над всеми православными церквами. Ученый монах Арсений Суханов заявил в 1650 году свите иерусалимского патриарха: “В Царьграде был благочестивый царь, единый под солнцем… А ныне вместо того царя на Москве государь царь благочестивый, единый царь благочестивый во всей подсолнечной”¹². Более широкому кругу читателей о ведущей роли России в православном мире напомнила Кормчая книга 1653 года (собрание церковных и светских норм), куда поместили речь константинопольского патриарха Иеремии – с упоминанием Третьего Рима – при учреждении в Москве патриархии.