Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации [c 1470 года до наших дней]

Петр I дал толчок долгому процессу наполнения имперской формы национальной сутью – в интересах самодержавия, но именно Екатерина II придала ему небывалый размах. Идея философов-просветителей о разумном правлении пригодилась ей для сглаживания национальных и этнических особенностей и усиления центральной власти над такими разными землями империи. Кроме реформы административного деления и органов государственного управления, созидание империи требовало внятной исторической мифологии, развития общего литературного языка, переосмысления места православной церкви в этнически неоднородной державе.

Что касается русской идентичности и самосознания, то правление Екатерины сформировало новый взгляд на российскую имперскую нацию. Рост централизма размывал лояльность к автономным образованиям вроде Гетманщины. Складывалась единая общерусская идентичность. Менялись и социальные нормы. “Сыны Отечества” – еще недавно лишь верные слуги государевы – становились гражданами, наделенными рядом прав. Российское имперское мировоззрение оставалось враждебно Западу, как это было и при Елизавете, но утратило прежнюю агрессивность.

Екатерина всерьез отнеслась к роли защитницы православия, поэтому Россия вмешивалась в религиозные распри у западного соседа гораздо бесцеремоннее прежнего. При этом монархиня видела в угнетенных русинах лишь единоверцев – не тот же народ, что ее подданные. В ее понимании границы русского народа совпадали с границами Российского государства. И только к концу ее правления, когда три раздела Речи Посполитой принесли в Российскую империю миллионы неправославных подданных, этничность вошла в официальный политический дискурс. Екатерина и ее приближенные не рассматривали этническую принадлежность как основополагающую характеристику новых подданных, но именно они в следующем столетии повлияли на новое понимание русской идентичности.

Модель имперского самосознания, созданная под влиянием идей Просвещения, оказалась не готова к побочным эффектам разделов. Екатерина Алексеевна, подобно Ивану III Васильевичу в конце XV века, отбирала у Великого княжества Литовского земли, упирая на древние права – наследие киевских князей. Но перед Екатериной встала куда более трудная задача, чем стояла перед Иваном, когда пришлось интегрировать эти земли в Российское государство. Разделы принесли в империю миллионы восточных славян (белорусов и украинцев), которых Екатерина в указах и письмах называла и единоверцами, и единоплеменниками. При этом большинство “перспективных русских” пребывали в унии с Римом. Имперские власти отвергли многоконфессиональную модель русской нации, вместо этого начали насильственную кампанию по возвращению униатов к “вере отцов и праотцов”.

Кампания по обращению в православие, начавшаяся из соображения безопасности в разгар восстания Тадеуша Костюшко, стала провозвестницей подхода имперских властей к униатам, который закрепится надолго. Главной причиной продолжения такой политики в XIX веке будет польская угроза – не только границам России, но и границам новой концепции российского народа.

Глава 5 Польский вызов

Вольтер как-то сострил: “Один поляк – душка, два поляка – ссора, три поляка – это уже польский вопрос”¹. В результате разделов Речи Посполитой (Вольтер приветствовал их начало в 1772 году) Россия приобрела гораздо больше трех поляков. Польский вопрос стал головной болью для русских самодержцев. Екатерина не желала даровать особые права недавно захваченным землям, в отличие от прежних царей, при которых вновь присоединенные окраины долгое время, иногда десятки и сотни лет, обладали широкой автономией. Так было с Гетманщиной и Прибалтийскими территориями. Присоединенные польские земли не получили какого-либо особого статуса, что создавало напряжение в отношениях центра и новых окраин.