Моим родителям он понравился, но в любом случае, никто из них не стал бы возражать, приведи я к ним знакомить какого-нибудь парня наподобие Джима Моррисона. Мне всегда позволяли учиться на собственных ошибках. Только так мы обретаем мудрость. Ну, или хотя бы опыт. Мудрость – слово с высокой планкой, до которой не каждый сможет дотянуться.
– Идем.
Он за руку ведет меня через стеклянные двери в лобби, где нас приветствует швейцар. В лифте Макс кидает на меня многозначительные взгляды, играя бровями. Обожаю эту его пошлую привычку.
Я не из бедной семьи, но мне никогда не случалось бывать в таких шикарных пентхаусах. Это тот Нью-Йорк, которого я не знала: элегантные апартаменты и классический дизайн. Не скажешь, что это шикарная квартира принадлежит разорившемуся магнату. Точнее, его сыну и непутевой матери. Зная Макса, мне трудно привыкнуть к тому, что этот парень часть молодежной элиты Манхэттена. По крайней мере, был им.
– Очень мило, – пожимаю я плечами, вышагивая по холлу.
Макс смеется и сзади обнимает меня за талию.
– Нам нужно быстро собраться и поехать куда-нибудь поужинать. Это твое платьице, Лив…оно сводит меня с ума.
Я прижимаюсь к нему спиной и позволяю его рукам снять с меня кожаную куртку. На мне свободное черное платье на бретельках. Сзади он длиннее, но спереди едва ли прикрывает бедра. Оно слишком короткое спереди. И мне нравится, что Макс не ведет себя, как остальные парни, заставляя переодеться. Это ведь только для него. Батильоны на высокой платформе делают меня еще выше, и я почти уровне его карих сексуальных глаз.
– Лучше собирайся поскорее, – шепчу я, двигая бедрами.
– Угу. – Он отрывается от меня и ведет в свою комнату.
–Могу я спросить? – Я присаживаюсь на огромную дизайнерскую кровать и глажу белоснежное покрывало.
– Конечно. – Макс раскрывает небольшую сумку и просто скидывает туда содержимое комода.
– Сколько здесь было девчонок?
Он замирает и смотрит, прищурив глаза.
– Что за вопросы, Лив?
Я вздыхаю и сжимаю колени, уперев в них локти.
– Надеялась, что ты скажешь другое. Что здесь никого не было и все такое.
– Ты ревнуешь? – улыбается он.
– Да, – честно отвечаю я.
– Это никогда не имело значение. Как и эта кровать. Так что, скажу честно. Они были здесь. Но тебя здесь не будет. – Его голос серьезный и уверенный.
Мы не скрываем друг от друга, кто мы есть и что было в нашем прошлом. Это глупо. Но я поняла по его взгляду, что теперь я часть его жизни. Что я его «сейчас» в «то самое время». И так будет всегда.
– Знаю. Это был глупый вопрос.
– Нет, – возражает он, улыбаясь. – Мне нравится, когда ты ревнуешь.
Я снова улыбаюсь и встаю, намереваясь ему помочь.
– Только не давай мне повода.
Сбор его вещей не занимает много времени, хотя Макс попросту все закидывает, я же вытаскиваю обратно, потом складываю. Когда мы уложили все в одну сумку, Макс ведет меня в кабинет своего покойного отца. Он достает из кармана ключ и открывает сейф.
– Здесь документы, фотографии и кое-какие ценности. Я намерен все это забрать.
Он вынимает все из сейфа и кладет на стол. Мне в глаза бросаются фотографии.
– Можно? – Я протягиваю руку к папке, из которой торчат старые и новые снимки. – Или нам нужно спешить?
Макс сначала смотрит на меня, затем на часы.
– Нет, нам некуда спешить.
Я сажусь на стул и открываю папку. Почти на всех снимках только Макс и его отец. Он не похож на него. Может немного. У его отца темные волосы и синие глаза. Но есть что-то общее в их взглядах. Детское личико Макса искрится счастьем. Как же он его любил и как страдал, когда потерял.
Макс наблюдает за мной и не смотрит на фото.
– Мне всегда его будет не хватать. Пусть моя мама всегда все портила, с отцом было иначе. У меня была семья.
От его слов мне хочется плакать. Он впервые при мне называет свою мать «мамой». Он ведь любит ее. Из него никак не искоренить ту невинную и детскую любовь к матери, которая рождается вместе с нами.
Я беру в руки фото, на котором они втроем в «Мустанге». Она улыбается, она такая счастливая. Но что не хватает этой женщине?
Затем мне попадается фото, где Макс и Стайлз стоят возле красивого здания. Им примерно по семь-шесть лет. На их лицах такое выражение, что мне становится смешно.
Макс смеется вместе со мной.
– Мы терпеть не могли друг друга в детстве. Я всегда считал Стайлза скучным деревенщиной.
Я укоризненно смотрю на него.
– Серьезно?
– Да, – вдыхает он. – Но ты сама видела, как он мне дорог сейчас.
– Это заметно.
На следующем фото Макс стоит один возле бассейна. На вид ему лет тринадцать. В глаза бросается шрам на том месте, где сейчас у него татуировка. Сейчас этот шрам еле заметен, и я никогда его о нем не спрашивала.
Макс замечает, что я смотрю на этот шрам.
– Это напоминает, что мой отец не был идеальным, – вдруг говорит он.
– Что случилось? – Я смотрю снизу вверх на его лицо, на котором борются противоречивые чувства.
– Я просто оказался не в то время, не в том месте. Он очень злился и был пьян. Не помню, что в меня тогда прилетело, помню лишь сильную боль и слезы отца. Он сожалел. А я постарался забыть.