Потерянные души

Он достал из кармана дешевые темные очки, которые он украл в магазине на какой-то автозаправочной станции. Раньше он крал сигареты, но в последнее время он почти не курил. Вкус сигарет ему больше не нравился. Так что теперь Никто лямзил дешевенькие очки, которые было не жалко потерять. Его теперешние очки были маленькими и круглыми, с разноцветными радужными стеклами - в них он напоминал себе Джона Леннона в его "кислотный" период. Теперь Никто всегда ходил в темных очках. Солнечный свет не причинял ему никакого существенного вреда - ни ему, ни всем остальным в отличие от Кристиана, - но от света у него болела голова. Алой туманящей болью, сводящей с ума.

Никто бродил по улицам и переулкам на протяжении нескольких часов. На железных воротах некоторых домов ещё висели яркие бусины Марди-Гра, оставшиеся с весеннего карнавала, - праздничные гирлянды, которые приветствовали его дома. Он снял одну нитку бус и повесил себе на шею.

Он зашел в собор Святого Людовика с его головокружительно высоким куполом и тысячами свечей, мерцающих в приглушенном свете, что струился сквозь узкие витражи. В магазинчике сувениров при соборе он прикарманил четки, которые тоже повесил себе на шею вместе с бусами Марди-Гра. Две нитки бус тихонечко стукались друг о друга - извращенный союз святости и нечестивого буйства.

В кафе "Дю Мунде" Никто выпил кофе с молоком. Потом он пошел на набережную и долго смотрел на мутную реку, вода в которой казалась почти коричневой. Там, на дне, лежат кости моей матери, - думал он. - Они не покоятся с миром. Поток тащит их за собой, они бьются о камни на дне и рассыпаются в пыль... они не покоятся с миром.

А потом, когда тени на улицах стали длиннее и гуще, Никто решил, что пора возвращаться к Кристиану. Он не заметил человека с усталыми глазами, который следил за его продвижением. Дело близилось к ночи. Скоро все проснутся. Может быть, сегодня ночью Кристиан пойдет веселиться с ними или придумает себе какое-нибудь другое развлечение - сейчас, когда ему больше не нужно работать, он волен сам распоряжаться своим временем.

- Мы добываем деньги по-другому, - холодно отозвался Зиллах, когда Кристиан завел разговор о том, что ему, может быть, стоит устроиться на работу в какой-нибудь бар.

Они будут бродить по Французскому кварталу, перебираясь из бара в бар, будут шататься в обнимку по улицам, громко распевая песни. В компании Молохи, Твига и Зиллаха Никто не надо боятся, что его не будут обслуживать в барах. Ему очень понравился шартрез - ароматный, пьянящий, волшебный. Этот вкус почему-то казался ему знакомым. Как будто он пил её в детстве, вместо материнского молока - эту обжигающую зелень. Он уже себя чувствовал так, как будто прожил в этом городе всю свою жизнь.

Он даже не сомневался, что здесь любая кровь будет вкусной и сладкой. Никто с удивлением осознал, что он очень голоден. Очень. Память о крови Лейна больше не отдавалась в душе виной. Он помнил только густой мягкий вкус, помнил тепло, разливавшееся у него внутри... помнил, как кровь вливалась ему в рот с каждым биением самой жизни. Теперь смерть Лейна казалась такой далекой. Как будто это случилось совсем в другой жизни. Давным-давно.

После Лейна были ещё те бродяги в Потерянной Миле и ребенок. С ними было уже легче. А потом Никто увидел, что у Зиллаха, Молохи и Твига заточены зубы - чтобы было удобней прокусывать кожу, - и заточил зубы себе. Ему очень нравилось прикасаться к ним языком и чувствовать их острые кончики. Однако даже ребенок со Скрипичной улицы был на вкус далеко не таким приятным, как Лейн. Но здесь, во Французском квартале, любая кровь будет вкусной и алой, с пьянящим привкусом алкоголя...

Да, сегодня они обязательно будут пить кровь.

Никто уже подходил к дому Кристиана. Он мимоходом подумал, как это странно: он в первый раз в этом городе, но ему даже не надо спрашивать дорогу - он как будто знает эти улицы. Однако на самом деле это было совсем не странно. Он столько раз видел во сне этот город... сияющая карта улиц Французского квартала сама разворачивалась у него в голове, сотканная наполовину из снов и фантазий, наполовину из смутных воспоминаний, но все равно - четкая и настоящая, как обжигающий вкус шартреза. Никто резко обогнул фонарный столб, и полы его плаща взметнулись черной шелковой волной.

И только за полквартала до дома Никто заметил мужчину, который шел за ним по пятам. Он шел, слегка согнувшись вперед и прижимая руку к животу, как будто ему было больно передвигать ноги. В бледнеющем свете сумерек он казался лишь силуэтом - тенью среди теней, ни маленькой, ни большой, совершенно безликой. Никто замедлил шаг. Мужчина - тоже. Никто пошел быстрее. Мужчина тоже ускорился, согнувшись чуть ли не пополам.