Потерянные души

Дальше по берегу реки солнце посверкивало на разбитых окнах старых складов. Я поднес чашку с кофе к губам. Вкус официальности — крепкий и горький. То, что мне требовалось.

Я слышал доносящиеся из кабинета мэра тихие отзвуки голосов, слышал, как Бетти печатает у меня за спиной. Она была подругой Лойс, женщины, знающей обо мне больше, чем следовало знать кому бы то ни было. Она организовала местный «Стол Восьмерых», методистскую группу, которая субботними вечерами мародерствовала по окрестностям во всеоружии кастрюлек, праведности и доски для «эрудита». После развода я подвергся атаке керамических горшочков с запеченным в них тем или этим, чесночным хлебом и тыквенным желе, анонимно оставленными у моей двери. Происхождения этих даров я так и не выяснил, но подозревал Бетти.

Обернувшись, я поймал на себе взгляд Бетти, но она отвела глаза.

Такими были воды, в которых я плавал на протяжении тех лет.

От мэра пахло «Олд спайс» в смеси с горячим виски. Когда я вошел, он стоял, облаченный в свой фирменный блейзер, тот, в котором он появлялся в принадлежавшем ему магазине подержанных авто. Право на славу мэр заслужил тем, что был способен засунуть в рот свой кулак целиком. Каким-то образом это открыло ему путь в политику. Он улыбнулся мне, но цвет его лица наводил на мысль о сердечном приступе.

На столе мэра стоял портативный телевизор. Все еще шла передача с того места. Он шагнул навстречу и положил руку мне на плечо:

— Господи Боже, как ты, Лоренс?

Этот вопрос заставил меня подавить зевоту, и мне на глаза навернулись слезы.

Мэр выглядел сокрушенным. Он повернулся и сел на край стола.

— Ты что-нибудь из этого видел?

— Смотрел в комнате отдыха.

Мэр испустил глубокий выдох:

— Скажу сразу — ты уже проделал черт знает какую работу. Мы намерены заплатить тебе сверхурочные. — Он внезапно умолк.

На экране показывали меловой абрис девочки. И я снова увидел в кадре себя.

Мэр покачал головой, затем убавил громкость.

— Ну почему такое случается с нами, Лоренс? — Он сказал это, словно надеясь услышать ответ. Ответа у меня, конечно же, не было. — Знаешь, Лоренс, как мэр, как хранитель этого города, я боюсь ночей вроде вчерашней. Такие ночи не приносят ничего, кроме страданий и сожалений.

Я промолчал. Шеф заполнил наступившую тишину:

— Я помню, как услышал про Пирл-Харбор по радио и как сразу все изменилось…

Но тут мэр поднял ладонь и сказал:

— Со всем уважением, но, по-моему, я уже это слышал.

Лицо шефа покраснело.

Я смотрел между ними, зная, к чему они меня подводят.

Мэр поникнул головой, будто в церкви.

— Не знаю, как начать, Лоренс. Так что позволь мне сказать прямо, я не имею обыкновения считаться услугами. Я такого счета не веду. Дружба… дружба ведь не измеряется, она не в том, кто и что для кого сделал.

Как бы не так!

Мэр намекал на то время, когда он оберег меня от тюрьмы, во время моего развода. Я выломал дверь своей жены в мотеле, где она остановилась, и направил на нее пистолет. В свою защиту я мог сказать только, что пистолет был не заряжен. В последующие дни, полные отчаяния, когда мне грозила тюрьма, а я осваивался с тем, что жизнь кончена, мэр каким-то образом устроил, чтобы обвинения с меня сняли. Он замял дело с помощью какой-то негласной сделки. Я остался на службе. И не осмелился спросить, почему или каким образом, словно спросить — значило все погубить.

Так что сейчас ответить мэру мне оставалось только:

— Если я могу тут чем-то помочь… — Я оставил фразу незаконченной.

Мэр продолжил:

— Мне незачем говорить тебе, Лоренс, что означает для нас всех приближающийся уик-энд. Мы у начала легенды: команда кукурузных полей вступает в борьбу с командами больших городов. Древнейшая история — Давид против Голиафа. Газеты из Чикаго, Индианаполиса и еще более далеких мест присылают своих репортеров…

Глаза мэра широко раскрылись, он смотрел прямо на меня с той уверенностью, с какой привык завоевывать друзей. Благодаря такой вот театральности он и стал мэром. И владельцем самого большого магазина подержанных авто в городе. Он был сплошным клише, но именно таким людям чаще всего трудно сказать «нет». Единственное, что остается в подобных обстоятельствах, это слушать их и не прерывать.

— Мы здесь — в самом сердце американской мечты… — Его голос задрожал, пальцы сжались в кулаки. — Американская мечта, где честность и упорный труд вознаграждаются. Мы, наш город, плывем по течению времени в этом механизированном мире, который с каждым годом становится все более жестоким, — но погляди на нас, на нашу здоровую принципиальность, на то, каких высот позволяют человеку достичь честная жизнь и вера. Мы живем среди амишей,[2] Лоренс. Мы — прямые потомки отцов-основателей, «Мейфлауэра».

Мне было ясно, что это его заготовка для прессы, хотя я бы не поручился, что мэр ничего не путает с историческими фактами. Я не думал, что амиши приплыли в Пенсильванию на «Мейфлауэре», однако понимал, что он имеет в виду.