Потерянные души

Хотя непонятные звуки практически смолкли, Брюс опустился на колени, наклонил голову к решетке. Поначалу не слышал ничего, но потом стоны вернулись, и тут же к ним добавился новый голос. Если первый голос определенно принадлежал мужчине, то второй, скорее, женщине. И оба мучились от невыносимой боли.

Он подумал, что, возможно, слышит людей, которые лежали в палатах интенсивной терапии, куда клали самых тяжелых больных, балансирующих между жизнью и смертью. Но, когда Брюс прислушался, до него долетел плач еще одной женщины, и ее рыдания говорили не о физической боли, а о чем-то еще, о других страданиях. Какие-то мгновения он не мог понять, в чем дело, а потом до него дошло: она плакала от невообразимого ужаса, и стоны остальных вызывались тем же.

Чем больше он понимал, что слышит, тем больше он слышал. Четвертый голос, еще одной женщины, вплелся в первые три: «Ох, Господи… ох, Господи… ох, Господи… Господи, пожалуйста… Господи, пожалуйста… ох, Господи… пожалуйста…» Она взывала к Богу в таком отчаянии, в таком страхе, что Брюса Уокера передернуло, и он почувствовал, как на шее выступает холодный пот.

Страх, само собой, ощущает, каждый пациент больницы, но редко страх достигает такой интенсивности. И Брюс не мог представить себе ситуацию, когда столь сильный страх охватил бы целую группу пациентов.

Стоя на четвереньках, слыша далекие голоса, пробивающиеся к нему навстречу уходящему из туалета воздуху, он сказал себе, что слышит актеров в драме, которую показывают по телевизору, включенному в одной из палат первого этажа, но это объяснение устроило его лишь на секунду. В фильмах ужаса случалось, что актеры кричали хором, но всегда их крики усиливала музыка. Ни один режиссер не заставлял их кричать без музыки. Тут же он слышал только жуткие стоны и крики – никакой музыки.

Предельная концентрация обострила слух, и Брюс уловил отзвуки других голосов, не таких громких, как первые четыре, но тоже объятых ужасом. Потом мольба женщины о божественном вмешательстве смолка, но не резко и сразу, а в течение нескольких секунд, как будто кто-то схватил ее за шею и начал душить, и потом решил вырвать ей глотку. Голос сначала становился глуше, потом вдруг перешел в крик невероятной боли, после чего вроде бы захлебнулся в потоке крови. И тут же в голосах остальных прибавилось отчаяния, будто они засвидетельствовали непередаваемый ужас, творящийся рядом с ними.

Происходящее по другую сторону решетки зачаровало Брюса, он так и стоял на коленях, прижавшись к решетке правым ухом. Будь крики погромче, они бы, наверное, не загипнотизировали его до такой степени. Но они едва слышались, и он представлял себе, что подслушивает что-то ужасное, что-то жуткое и демоническое, а преступник приложил немало усилий для того, чтобы эти преступления так и остались в секрете. И его неподвижность объяснялась не только зачарованностью, но и страхом за свою жизнь, убежденностью, что происходящее с этими людьми скоро случится и с ним, и это будет нечто сверхъестественное, а оттого еще более ужасное.

Но вскоре голоса доноситься перестали. Его правое ухо (оно болело оттого, что Брюс очень уж сильно прижимался им к решетке) слышало только тишину.

Глава 25

Двойник доктора Генри Лайтнера спустился в подвал, чтобы присутствовать при уничтожении и переработке ночной смены персонала больницы, членов которой арестовали еще в четыре утра.

Семнадцать человек сидели на полу. У каждого в левом виске поблескивала серебристая шляпка гвоздя.

Восемнадцатая, умершая медсестра с залитыми кровью глазами, лежала на спине посреди комнаты. Ее ценность для Коммуны оставалась неизменной, что мертвой, что живой.

Строителем был молодой человек с вьющимися светлыми волосами и светло-коричневыми глазами. По какой-то причине, известной только Создателю, все Строители были молодыми мужчинами и женщинами и, по человеческим стандартам, очень красивыми, хотя красота для коммунаров ничего не значила.

Замененные клонами-двойниками сотрудники ночной смены теперь подлежали уничтожению, причем речь не шла об убийстве. Их тела стали бы вещественной уликой, доказательством того, что в Рейнбоу-Фоллс происходит тайная революция, поэтому они должны были исчезнуть бесследно.

Вырыть могилу для массового захоронения и скрыть ее от всех глаз – задача не из легких. Рано или поздно такие могилы кто-то да находил.

Дым погребального костра обладал специфическим запахом, который мог встревожить даже самую глупую овечку, не подозревающую о нависшей над ней угрозой.

Строители решали проблему человеческого мусора исключительно эффективно.

Курчавый блондин начал убивать и творить.