Потерянные души Уиллоубрука

Она почувствовала, как глубоко в ней что-то сдвинулось; Сейдж словно смотрела старые домашние кинопленки, но никого не узнавала. Казалось, из нее вырвали все воспоминания, а взамен напихали невесть что. Она почувствовала в груди уплотнение, затвердение, давление, и ей стало трудно дышать. Сейдж прижала ладонь к животу, глубоко вдохнула, хватая ртом воздух, и попыталась взять себя в руки. Может быть, она ослышалась. Может быть, не так поняла. Может быть, телевизор исказил слова Алана.

Ну уж нет. Что слышала, то слышала. Алан сказал, что Розмари все это время жила в Уиллоубруке и три дня назад пропала. Это казалось невозможным. Невероятным. Ненормальным.

Собравшись с духом, она вошла в гостиную. Увидев ее, Алан опустил гантели и встал.

— Какого черта? Разве тебе не надо утром в школу?

— Не надо, — ответила она. — У нас еще каникулы.

— И чего ты хочешь?

— Я хочу знать, что ты говорил о Розмари.

Алан метнул нервный взгляд на Ларри, затем снова посмотрел на падчерицу, мрачно скривив рот. Ларри с деланым безразличием убрал ноги со столика и наклонился, не отрывая взгляда от телевизора, чтобы раздавить сигарету в переполненной пепельнице.

— Подслушивала наш разговор? — Теперь отчим обратился к Сейдж другим, слишком хорошо знакомым ей голосом. Это был голос власти, назиданий, насаждаемых правил.

— Нет, — ответила она.

— Не виляй. Признавайся, ты подслушивала.

— Нет. Я…

— Опять куда-то намылилась?

Она покачала головой.

— Тогда какого черта куртку напялила?

Сейдж вспыхнула. Совсем забыла, что на ней куртка, забыла, что собиралась уйти к подругам.

— Расскажи мне, что ты говорил о Розмари, — повторила она.

— Ничего я о ней не говорил, — заявил Алан. — Тебе надо бы сходить уши проверить. — Хмуро хохотнув, он глянул на приятеля, надеясь на его поддержку, но Ларри, не обратив внимания, потянулся за пивом.

Сейдж обожгло гневом. Он врал, как врал всегда и обо всем: о том, что заплатил за квартиру, о том, что ходил на родительское собрание, о том, где проводил те ночи, когда не являлся домой.

— Нет, говорил, — огрызнулась она. — Я слышала. Тебе звонили из Уиллоубрука и сказали, что Розмари пропала. И что они обязаны были позвонить тебе, потому что ты ее официальный опекун.

Алан как-то мерзко хрюкнул, как свинья, роющая землю, вытер ладонью лоб и рявкнул:

— Ну, значит, послышалось тебе. А теперь отцепись от меня. Катись, нажирайся, гуляй с парнями, или чем ты еще там занимаешься со своими шлюховатыми подружками. Мне до лампочки; главное, ко мне не лезь.

— Нет, — сказала Сейдж. — Розмари моя сестра. Я имею право знать, что происходит.

Отчим бросил на нее разъяренный взгляд.

— Ты? Имеешь право?

— Да. Ты должен мне сказать.

— А то что?

— А то я сообщу твоему боссу, что ты пьешь на работе. Я-то знаю, какой такой кофеек ты каждое утро наливаешь в термос.

Алан подступил ближе: лицо, перекошенное от ярости, стиснутые кулаки; на нее пахнуло мерзкой смесью вони пива и пота, окутавшей ее плотным облаком.

— Ты что же, девчонка, угрожаешь мне?

— Говори правду, не то я…

Прежде чем она успела хоть что-то добавить, отчим наотмашь ударил ее по лицу. Ее голова мотнулась вбок, клацнули зубы. Прижав к щеке ладонь, Сейдж уставилась на него, сдерживая слезы потрясения и гнева. В последний раз он ударил ее несколько месяцев назад, когда обнаружил на диване в расстегнутых джинсах: она спала, и от нее несло пивом. Она тогда пришла домой, наведалась в сортир и, не застегнувшись, свалилась на диван перед теликом. Но Алан решил, что она занималась чем-то другим, поэтому врезал ей и обозвал шлюхой, а потом прогнал по коридору и пихнул через всю спальню на кровать. В тот раз она была слишком потрясена и слишком пьяна, чтобы защищаться, но все же решила: если он ударит ее еще раз, она вызовет полицию.

Ларри отставил пиво и поднялся.

— Пойду-ка я лучше, — сказал он.

— Нет, — жестко возразил Алан. — Я хочу, чтобы ты был свидетелем. Тогда она не сможет сказать, будто я привираю.

Ларри снова уселся. Было заметно, что ему очень хочется убраться отсюда. Алан схватил с кресла футболку и натянул ее.

— Я понял, почему твоя мать не хотела тогда говорить тебе, но теперь ты уже большая и сможешь помалкивать.

Не отрывая от отчима наполненных слезами глаз, она затаила дыхание, страстно желая услышать то, что он собирался сказать, и в то же время страшась этого.

— Помалкивать о чем? — спросила она. У нее подкашивались ноги.

— Последние шесть лет Розмари училась в государственной школе Уиллоубрук, — проговорил он. — Врачи сказали, что там ей будет лучше всего.

Комната закружилась вокруг Сейдж. Ей очень хотелось сесть, но она не собиралась давать Алану преимущество.

— Но вы с мамой сказали, что у нее было воспаление легких. Ты… ты сказал, что она умерла.

— Я говорил твоей матери, что вранье когда-нибудь ей аукнется, но она и слушать не хотела.

— Не понимаю. Почему вы запихнули ее туда? Зачем мама обманывала меня? — Сейдж покачала головой, изо всех сил, но тщетно стараясь сдержать слезы. — Какой смысл?

— Ой, да ладно, — отмахнулся Алан. — Твоя сестра слабоумная. Не притворяйся, что не знала.