"Сказать. Нет, я не думаю, что вы делаете. Ходить по всем моим ногам, как это. Удивительно, что я не слетел вниз по лестнице. И не стой там, ухмыляясь.
Резник прикусил губу и серьезно посмотрел на нее: невысокого роста, примерно того же возраста, что и он сам, лет двадцати пяти, некрасивая, гнев придавал ее глазам яркость, а коже - сияние. Ее туфля в том месте, где он на нее наступил, была потерта; ее колготки порвались.
Он потянулся к карману. — Может быть, я мог бы купить тебя?..
«Новая пара колготок? Не беспокойтесь.
— Я больше думал о выпивке.
"Что?" Расширяющиеся глаза. — И вылей мне на лицо.
— Элейн, — сказал голос в стороне, и Резник впервые понял, что она была не одна.
— Хорошо, — сказала она, протискиваясь мимо Резника еще одним взглядом. "Приходящий."
Снаружи на берегу вода казалась темной. Автобусы медленной колонной двигались по мосту, направляясь к огням города. Гравий слегка похрустывал под ногами. — Элейн, — тихо сказал Резник, пробуя имя на языке. Пройдет больше четырех лет, прежде чем он скажет это ей в лицо.
Два
1992 г.
— Эспрессо, инспектор?
"Пожалуйста."
— Полный, да?
Резник кивнул и развернул ранний выпуск местной газеты, пролистывая страницы в поисках серьезных новостей, зная, что то, что он нашел, ему не понравится. Пятнадцатилетний юноша ранен четырьмя девушками в результате нападения с ножом; старуха восьмидесяти трех лет ограблена и изнасилована; Азиатский владелец магазина изгнан из поместья расистскими насмешками и угрозами насилия. В магистратском суде мужчина, объясняющий, почему он засунул зажигательную бомбу в почтовый ящик своего соседа: «День и ночь у них играла эта музыка, день и ночь. Я попросил их выключить его, но они никогда не обращали внимания. Что-то внутри меня просто оборвалось».
Отложив газету, Резник отпил крепкий кофе и на мгновение закрыл глаза.
Лавка с итальянским кофе располагалась среди рыночных прилавков на верхнем уровне одного из двух торговых центров города. Овощи, фрукты и цветы, рыба, мясо и хлеб, афро-карибские и азиатские блюда; два киоска с польскими деликатесами, где Резник делал большую часть своих покупок, отвечая на приветствия на языке своей семьи сглаженными гласными английского Мидлендса. Его упрямое использование английского языка не было пренебрежением; просто способ сказать, что я родился здесь, в этом городе, здесь я вырос. Эти улицы. Открыв глаза, Резник окинул взглядом других покупателей, сидевших вокруг U-образного прилавка: покупателей средних лет, чье варикозное расширение вен приводило их в ступор; мамы с детьми, которые никак не могли определиться со вкусом молочного коктейля и никогда не сидели на месте; старики с слезящимися глазами, часами просиживавшие за одним и тем же крепким чаем; студент-фотограф из Поли, который выпил два капучино подряд и чьи пальцы пахли химикатами; адвокат, который мог съесть пончик, не оставив на юбке своего делового костюма ни крупинки сахара; бродяга, который ждал, пока кто-нибудь угостит его выпивкой, а затем прокрался к фотомашине, чтобы закончить ее, ноги были видны сквозь лохмотья его брюк. Эти люди.
Находясь напротив того места, где сидел Резник, Сюзанна Олдс облизывала кончики своих пальцев с привередливой деликатностью одной из его кошек. Подняв свой кожаный портфель с пола, она соскользнула со стула и подошла. В последний раз, когда они разговаривали, один из клиентов солиситора был обвинен в пяти обвинениях по разделам 18 и 47 Закона о преступлениях против личности, перетасовывая алиби, как загнутую колоду карт.
"Инспектор."
«Мисс Олдс».
«Несколько дней назад я ужинал с вашим новым коллегой. Хелен Сиддонс. Очень яркий. Острый." Сюзанна Олдс улыбнулась. «В курсе проблем».
«Я думал, что проблема заключается в преступности: решить ее, предотвратить».
Сюзанна Олдс рассмеялась. — Перестаньте, инспектор, вы не настолько наивны.
Резник смотрел, как она уходит, нелепо элегантная и несколько устрашающая, когда она проходила между костюмами из местного шпината и бело-розовыми ракушками, последние были значительно дешевле, ваучеры на одежду Совета приветствовались. Он несколько раз встречался с Хелен Сиддонс с тех пор, как она присоединилась к местным силам; переведена из Сассекса детективом-инспектором в двадцать девять, восемнадцать месяцев, и она ушла бы дальше. Выпускница со степенью в области права, Министерство внутренних дел продвигало ее по быстрому пути к самым высоким должностям. К сорока годам она должна смотреть на помощника начальника полиции. Резник мог видеть, как хорошо бы она и Сюзанна Олдс ладили; серьезные разговоры между курсами о сексизме, характерном для правоохранительных органов, о расизме, об ошибках — небрежных или злонамеренных — в полицейских показаниях, которые привели к столь публичному отмене осуждения за осуждением.