Потерянные годы (ЛП)

  — Я не уверен, то есть не совсем. Но очень мало последствий. Насколько я помню."

  «Может быть, вам нужно время, чтобы обратиться к своим записям?»

  «Спасибо, но в моей записной книжке ни о каком подобном разговоре ничего нет».

  — Значит, путешествие было тихим?

  — По большей части, насколько я помню, да.

  — Ты был за рулем?

  "Да."

  — А детектив-констебль Рейнс?

  «Был на пассажирском сиденье рядом со мной».

  «Наклоняясь над этим сиденьем, чтобы поговорить с моим клиентом, который был прикован наручниками сзади?»

  — У него может быть, у меня нет…

  — Вы не помните, да, сержант, мы привыкаем к вашим удобным провалам в памяти…

  «Я…»

  «Однако я сообщил вам, что вы, должно быть, знали, что ваш коллега наклонился к заднему сиденью, на котором ехал мой клиент, оба его запястья были скованы наручниками за спиной, наклонился и недвусмысленно сказал ему, что если он откажется признаться хотя бы в шести других случаях кражи со взломом, он лично кастрирует его?»

  — Я не помню такого разговора.

  «Ни о том, как детектив-констебль залез в заднюю часть автомобиля, схватил рукой яички моего клиента и скрутил их так злобно, что мой клиент вскрикнул, ударил ногой по спинке сиденья и, в конце концов, почти потерял сознание».

  "Нет."

  «Вы не знали ни об одном из этих событий, которые я описал?»

  "Нет."

  — В таком случае, сержант, мой клиент должен лгать?

  «Кажется возможным…»

  — А врач, который осматривал моего клиента в полицейском участке и обнаружил следы сильных кровоподтеков на области яичек и вокруг них, тоже лгал?

  — Это не мне говорить.

  — Вы совсем немного говорите, не так ли, сержант?

  «Я даю показания о том, что произошло, насколько я помню…»

  — Так ты продолжаешь говорить. И, как с тревогой осознает суд, ваша память, сержант, не из лучших. Как, по-видимому, и ваша наблюдательность.

  Резко стоя на свидетельской трибуне в слегка потрепанном костюме и свежезапачканном галстуке, не глядя ни прямо на допрашивавшего его адвоката, ни на судью, а прямо перед собой, Резник ничего не ответил.

  — Вы были в машине? — спросил адвокат.

  "Да."

  "Спать."

  — За рулем, — сказал Резник. "Я был за рулем. Мое внимание было приковано к дороге, к другому трафику. Я концентрировался на том, что происходило снаружи машины, а не внутри».

  «Как удобно!» Адвокат не пытался сдержать свой сарказм.

  «Ну, — сказал Резник, — это означало, что мы добрались до станции без происшествий».

  — В таком случае, сержант, полагаю, мы должны поздравить вас с отлично выполненной работой. Я уверен, что после этого ваше начальство благосклонно отнесется к любой просьбе, которую вы можете сделать, чтобы продолжить свою карьеру в управлении дорожным движением.

  Глаза Резника сузились, а руки за спиной несколько раз сжались и разжались.

  — Спасибо, сержант. У меня больше нет вопросов. Вы можете уйти в отставку.

  Полчаса спустя Резник был через дорогу в таверне «Каунти», запивая сыр и лук пинтой разливного «Гиннесса». Он уже выпил две порции виски в баре, чтобы успокоить нервы, а голова все еще раскалывалась. Рейнс был последним человеком, которого он хотел бы видеть входящим в дверь, и вот он, подпрыгивая по ступенькам, туда, где сидел Резник, улыбаясь в тон часам, висевшим на его запястье.

  — У тебя в долгу, Чарли. На самом деле несколько. Его открытая ладонь хлопнула Резника по спине. «Ходят слухи, что ты заперт там как лучший. Примите участие в следующем тесте, если не будете осторожны».

  Он протянул руку, и Резник проигнорировал ее, откусив то, что осталось от его початка.

  — Итак, Чарли, я покупаюсь. Что это будет?

  "Ничего такого."

  Рэйнс сжал обе руки плашмя, словно молясь, поднял их так, что они оказались у его рта: знакомый жест. — Ладно, будь по-твоему. Он сделал шаг назад. — Этот хлам из супермаркета — у нас сегодня встреча, в половине седьмого.

  Резник смотрел, как он уходит, высокий мужчина, на дюйм ниже шести футов, с узкими бедрами, в дорогом костюме, с темными волосами, профессионально уложенными и подстриженными, двадцати девяти лет от роду.

  На самом деле Рейнс сказал перепуганному юноше в машине: «Там еще с полдюжины припасено, ты, жалкий засранец, и если ты не будешь кашлять из-за них всех, я выпорю твои грязные маленькие яйца». секатором.

  Двадцать два

  Банда украла фургон Securicor на восемь тысяч фунтов плюс-минус мелочь. Они столкнули его с «Транзитом» на разгрузочной площадке возле нового супермаркета «Сейнсбери», и трое мужчин в масках выпрыгнули из «БМВ», резко затормозившего позади него. Покупатели разбежались в безопасное место, оставив брошенные тележки. Если бы самому молодому из охранников не взбрело в голову стать героем, все прошло бы так же гладко, как два подобных рейда, которые банда провела в предыдущие месяцы.

  Но по какой-то причине, ошибочной или благородной, двадцатипятилетний студент-археолог бросился к ногам ближайшего грабителя, сбив его с ног, и мешок с деньгами, который он нес, вылетел.