Потерянные континенты

Возможно, Платон завидовал претензиям египтян на древность истории и тайную мудрость. Со времен Солона зажиточные греки ездили в Египет. Когда жрецы, водившие гостей по храмам, показывали иероглифы, которые, по их словам, и стали источником сведений об истории со времен Сотворения мира, туристам, не владевшим египетским языком, приходилось верить на слово. Отодвинув свои рассказ на 9 тысяч лет назад, Платон оспорил эти претензии, показав, что и Греции цивилизация была дарована напрямую богами в период Сотворения мира. А поместив свое повествование за тысячи лет до возникновения истории греков и египтян, он защитил себя от критики, поскольку никто не мог опровергнуть его слова. Для афинянина все это происходило в бесконечной отдаленности и могло с тем же успехом случиться хоть сто тысяч лет назад.

Однако, по-видимому, Платон нажил себе неприятности из-за своего сюжета. Так, странное окончание «Крития» может иметь особый смысл. Вероятно, состарившийся Платон утратил интерес. Или, что вероятнее, понял, что в процессе создания сам загнал себя в угол, из которого не выйти. Он начинал свой труд, чтобы показать, как идеальная «Республика» будет работать на практике, попутно оправдать отношение богов к людям и прояснить такие вопросы, как соотношение судьбы и доброй воли, происхождение человеческих пороков.

И вот тогда, чтобы его повествование казалось осмысленным, ему пришлось избавиться и от Атлантиды, и доисторических Афин, поскольку о них не упоминалось в истории. Для Атлантиды погружение из-за землетрясения вполне подходило, ибо всецело вписывалось в представления о силе подземных толчков и существовании атлантических отмелей. Для Афин Платон тоже выбрал землетрясение, чтобы разрушить город, тем самым обеспечив пробел в истории между вымышленными и реальными Афинами. Такие лакуны всегда необходимы в художественной литературе для того, чтобы объяснить, почему мир таков, как он есть. Так Сетнау Хемуаста убеждают вернуться к «Книге Тота» с ее непреодолимым притяжением к могиле Неферкапта. Медную голову Роджера Бэкона по глупости сломал его слуга Майлс. Меч короля Артура Эскалибур брошен обратно в озеро. Аристотель прекрасно знал этот принцип, что и показал в насмешке над стеной ахейцев в «Илиаде».

Афины представляли идеальное государство Платона. Атлантида – государство, которое началось с тех же добродетелей и преимуществ и разложилось из-за разбавления божественной крови людей и их любви к богатству. Пока все понятно. Закат Атлантиды также вписывался в его теорию политической эволюции.

Но тут возникает одна загвоздка. Если этот закат – естественный и неизбежный процесс, как он говорит в своей «Республике»: «Раз все, что имеет начало, также приходит к концу, даже такое государство, как ваше, не просуществует вечно, но должно претерпеть распад», почему же сей процесс не затронул Афин одновременно с Атлантидой? А ведь оба государства основали боги. Если боги, как утверждал Платон, добры, всесильны и всеведущи, отчего же Посейдон потерпел неудачу?

Помимо того, такое разбавление божественной наследственности, которое привело Атлантиду к закату, является естественным процессом. Разве можно наказывать людей за то, что их вынуждают совершать неподвластные им поступки? Без сомнения, Платон планировал, что Зевс даст разумное объяснение своих действий в речи, обращенной к богам. Но, когда дошло до дела, вдохновение оставило Платона. Но и это еще не все. Если атлантов уничтожило землетрясение, можно ли верить добродетельным афинянам в том, что они их победили? И проявляется ли божественная справедливость в том, что боги стерли с лица земли и безупречные Афины, и порочную Атлантиду? Если Зевс, будучи добрым богом, намеревался только исправить своих заблудших детей с помощью соответствующего наказания, зачем он истребил их целиком?

А правда в том, что Платон попался на тот же крючок, на котором потом извивались целые поколения теологов. Если, как он говорит, Бог или боги добры, всемогущи и всезнающи, откуда тогда в прекрасный божий мир пришло зло? Ведь если Он, будучи идеально хорошим, создал все, то и это все тоже должно быть идеально хорошим, а также и то, что получилось или произошло из этого всего. Более того, обладая всеведением, Бог должен предвидеть в точности, как все Им сотворенное обернется. И если в чем-то содержатся зачатки испорченности, Он должен знать об этом и предпринимать шаги к исправлению.

Иудейские, христианские и мусульманские теологи пытались ответить на этот вопрос различными способами, например, говоря, что зло призрачно и его на самом деле нет или что Бог дал человеку право выбирать между добром и злом, чтобы он таким образом заслужил свое спасение. Но все эти объяснения – просто дымовые завесы, за которыми кроется логическая дилемма. На настоящий момент ее разрешили лишь последователи Заратустры, для которых существуют два противоборствующих бога, равных по силам, один из них – добро, второй – зло.