– Баркер рассказал мне, что Джеймс Фицрой Кастерс был человеком своевольным, настоящим бунтарем, и не желал ничего слышать о нормах, традициях и правилах, существовавших в его аристократической семье. Если коротко, авантюрист и прожигатель жизни. Потом разразился скандал. В чем там было дело – никто не знает, но все кончилось тем, что Джеймс сел на корабль и уплыл в Аргентину. Там он жил так, как считал нужным. О его пребывании в Аргентине известно мало, однако ходили слухи, что он занимается добычей серебра и алмазов. Надо полагать, зерно правды в этом есть: Джеймс в итоге купил большое ранчо в провинции Рио-Негро, женился на местной красавице и начал разводить скот. В Англию он вернулся только после смерти своих родителей. Нашел смотрителя для усадьбы Нордклифф, пообещал ежегодно выделять кругленькую сумму на ремонт и поддержание особняка в пристойном виде, после чего снова отбыл в Аргентину. Как мне сказали, все ценные предметы убранства в поместье накрыли специальной тканью, чтобы защитить от пыли, и повсюду разбросали камфорные шарики против моли.
– Кастерс больше не приезжал? – спросил Холмс.
– Нет, мистер Холмс, он так и жил в Аргентине до самой смерти. Преставился он, кстати сказать, в прошлом месяце. Согласно завещанию, его жена Роза-Мария получила в наследство его имущество в Аргентине, то бишь ранчо и виллу Каса-Гранде. Мне же достается поместье Кастерсов у нас в Англии, но только при одном условии. Я должен представить в компанию «Фавершем и Бринкли» некое тайное послание, адресованное мне покойным, причем сделать это не позднее двадцать восьмого дня, считая со дня его кончины. В противном случае все достанется Розе-Марии.
– И когда умер Кастерс? – уточнил Холмс.
– В прошлом месяце. Двенадцатого числа, – уныло ответил Ньютон.
– Двенадцатого?! – Холмс вскочил. – Но это значит, что у нас остается всего четыре дня. Почему же вы не пришли ко мне раньше?
– Я сам обо всем узнал только на прошлой неделе, – пояснил Ньютон. – Адвокатам потребовалось три недели, чтобы меня отыскать.
Холмс принялся мерить гостиную шагами:
– А эти головоломки, о которых вы говорили, – вам удалось разгадать хотя бы часть из них?
– Лишь несколько, самых простых, – признался Ньютон. – А остальные… Я совершенно сбит с толку.
– Привлечение помощи со стороны не нарушает условий завещания? – замер на минуту Холмс.
Молодой человек покачал головой:
– Как только я понял, что одному мне не справиться, я сразу же задал этот вопрос мистеру Баркеру. Он сказал, что прямого запрета в завещании нет, а значит, я могу обращаться за помощью к любому человеку.
Холмс удовлетворенно кивнул:
– Тогда, я думаю, самое время взглянуть на головоломки.
– Хоть вы и сказали, мистер Холмс, что деньги для вас ничего не значат, – предупреждающе поднял руку Эндрю, – в том случае, если наше предприятие увенчается успехом и я получу наследство, я намереваюсь заплатить вам десять процентов от стоимости всего поместья. Пусть лучше мне достанется девяносто процентов, чем дырка от бублика! Только одно условие – если вам не удастся разгадать головоломки, я не заплачу ни пенни. По рукам?
– Да-да, по рукам, – нетерпеливо согласился Холмс. – Ну же, ради бога, давайте уже сюда свои головоломки.
Ньютон вытащил из кармана большой конверт из оберточной бумаги и протянул его Холмсу. Сверху черными чернилами каллиграфическим почерком было выведено: «Эсквайру Эндрю Ньютону». Обратную сторону украшал герб Кастерсов. Он же присутствовал и на красной восковой печати. Холмс схватил увеличительное стекло и принялся изучать герб, бормоча себе под нос:
– Щит с поперечными линиями, справа лев на задних лапах, в основании левой стороны герба – перевернутая подкова, посередине с левой стороны и в основании правой стороны герба – медоносные пчелы.
Все эти символы для меня ровным счетом ничего не значили – да и для Ньютона, судя по его озадаченному выражению лица.
– Уотсон, вы не могли бы перевести, что здесь написано на латыни? – попросил меня Холмс.
Я глянул на конверт и ответил:
– «Через усердие к могуществу и богатству».
– Предсказуемо, – бросил Холмс. – Лев символизирует власть, подкова – достаток, а пчелы – трудолюбие.
Он запустил руку в конверт и вытащил сложенный листок пергамента. Развернув послание, мой друг положил его на стол и склонился над ним. Я подошел поближе, чтобы тоже взглянуть. На самом верху я заметил уже знакомый герб. Далее следовал текст, написанный все тем же каллиграфическим почерком: